»А то, что вамъ надо особыя примѣты; а это дѣло трудное. Я бы и прописалъ, да что́ панъ Биркачъ скажетъ? надо ему ихъ прочесть.«
»А коли вы хорошо напишете—дай вамъ Господь всякаго здоровья—такъ ничего не скажетъ, только поблагодаритъ.«
»Развѣ подарочекъ ему сдѣлаете, а? А я ему отнесу. Это вѣдь можно, ась?«
Яковъ тотчасъ и проболтался, не вытерпѣлъ. »Какой же ему подарочекъ? научите, господинъ.«
»Можно и деньгами; хоть сто рублевъ дай, возметъ: онъ человѣкъ добрый«, говоритъ писарь, а самъ хохочетъ.
»Нѣтъ, послушайте«, говорю: »вы скажите толкомъ, за что́ деньги давать? не то—мы у паньи спросимъ.«
»Непремѣнной надобности нѣту. Вольному воля, а спасенному рай. Можно и безъ денегъ.«
Эти слова онъ безъ смѣху сказалъ.
Сѣлъ за столъ, а столъ у него кривой, да и вся хата на боку; по угламъ дыры соромъ завалены. Написалъ что-то, да и говоритъ: »Я тутъ ничего не могу сдѣлать, такъ и паньѣ своей скажите. Нечего писать.«
«А то, что вам надо особые приметы; а это дело трудное. Я бы и прописал, да что́ пан Биркач скажет? надо ему их прочесть.»
«А коли вы хорошо напишете — дай вам Господь всякого здоровья — так ничего не скажет, только поблагодарит.»
«Разве подарочек ему сделаете, а? А я ему отнесу. Это ведь можно, ась?»
Яков тотчас и проболтался, не вытерпел. «Какой же ему подарочек? научите, господин.»
«Можно и деньгами; хоть сто рублев дай, возьмет: он человек добрый», говорит писарь, а сам хохочет.
«Нет, послушайте», говорю: «вы скажите толком, за что́ деньги давать? не то — мы у паньи спросим.»
«Непременной надобности нету. Вольному воля, а спасенному рай. Можно и без денег.»
Эти слова он без смеху сказал.
Сел за стол, а стол у него кривой, да и вся хата на боку; по углам дыры сором завалены. Написал что-то, да и говорит: «Я тут ничего не могу сделать, так и панье своей скажите. Нечего писать.»
