»Ну, что́?« спрашиваетъ ее хозяинъ, когда она вернулась.
»Да вѣсти хорошія, па́ночку!« говоритъ Олександра, а сама плачетъ. »Радостнѣй этихъ мнѣ не слыхать!«
»Полно плакать, бѣдняжка! Паничи не будутъ вѣкъ жить на чужой сторонѣ: пріѣдутъ, и ты сыновей увидишь. Ты припаси имъ лучше что-нибудь, чтобъ имъ было за что мать поблагодарить.«
А она ужь сундучокъ себѣ купила, сшила кошелечекъ да всё деньги туда складываетъ. »Это моимъ дѣткамъ«, думаетъ.
Бывало, придетъ хозяинъ съ рынка, да и кличетъ Олександру: »А ну, иди-ка сюда, голубушка! Вотъ тебѣ новенькій цѣлковый: помѣняемся-ка на старый.«
Бѣжитъ Олександра, мѣняется, благодаритъ его, да радуется, какъ малое дитя. Полюбуется новыми деньгами—какъ онѣ славно блестятъ! и спрячетъ дѣточкамъ.
Пришлось хозяину выѣхать куда-то далеко на хуторъ; зоветъ онъ и Олександру съ собою. Да когда бы пани ее отпустила!
Приходитъ она къ паньѣ—просить, чтобъ ей бумагу выдали; а пани говоритъ: »Я не хочу! не дамъ тебѣ бумаги, и ѣхать не пу-
«Ну, что́?» спрашивает ее хозяин, когда она вернулась.
«Да вести хорошие, па́ночку!» говорит Олександра, а сама плачет. «Радостней этих мне не слыхать!»
«Полно плакать, бедняжка! Паничи не будут век жить на чужой стороне: приедут, и ты сыновей увидишь. Ты припаси им лучше что-нибудь, чтоб им было за что мать поблагодарить.»
А она уж сундучок себе купила, сшила кошелечек да всё деньги туда складывает. «Это моим деткам», думает.
Бывало, придет хозяин с рынка, да и кличет Олександру: «А ну, иди-ка сюда, голубушка! Вот тебе новенький целковый: поменяемся-ка на старый.»
Бежит Олександра, меняется, благодарит его, да радуется, как малое дитя. Полюбуется новыми деньгами — как они славно блестят! и спрячет деточкам.
Пришлось хозяину выехать куда-то далеко на хутор; зовет он и Олександру с собою. Да когда бы пани ее отпустила!
Приходит она к панье — просить, чтоб ей бумагу выдали; а пани говорит: «Я не хочу! не дам тебе бумаги, и ехать не пу-
