мы букв, с большой легкостью произносить слова, с огромной быстротой запоминать их и с замечательной точностью переводить; поэтому успехи утопийцев вызывали у нас положительное удивление. Правда, большинство тех, кто принялся за это изучение не только из добровольных побуждений, но и по приказу сената, принадлежало к числу избраннейших по своим способностям ученых[1] и к людям зрелого возраста. Поэтому менее чем через три года для них не оставалось никаких трудностей с точки зрения языка; классических писателей они могли читать без всяких затруднений, за исключением искажений в тексте.
Утопийцы усвоили эту литературу тем более легко, что, по моему, по крайней мере, предположению, она им несколько сродни. Именно, я подозреваю, что этот народ ведет происхождение от греков, так как их язык, в остальных отношениях почти напоминающий персидский[2], в названиях городов и должностных лиц сохраняет некоторые следы греческой речи. Отправляясь в плавание в четвертый раз, я взял с собою на корабль вместо поваров порядочную кипу книг, потому что принял твердое решение лучше не возвращаться никогда, чем скоро. Поэтому у утопийцев имеется от меня значительное количество сочинений Платона, еще больше Аристотеля, равно как книга Феофраста[3] о растениях, но, к сожалению, в очень многих местах неполная. Именно, во время нашего плавания книга эта оставалась без достаточного надзора и попалась обезьяне[4], которая, резвясь и играя, вырвала здесь и там
- ↑ ученых — в оригинале: scholasticorum. Циглер (р. XXIX) понимает это слово как „студент“. Но такой перевод неправилен, как показывает Плиний Младший („Письма“, I, 24), который называет этим именем своего друга, известного историка Светония. Ср. статью В. В. Водовозова — „Народное хозяйство“, 1901, X, 164, примеч. 2.
- ↑ Персидский — ср. объяснение слова барзан (примеч. 135) и бутрески (примеч. 217).
- ↑ Феофраст (ок. 372—287 до н. э.) — греческий философ и натуралист, автор „Истории растений“ и „Характеров“. Его сочинения были впервые напечатаны в Венеции в 1497 г.
- ↑ Этот штрих, вероятно, взят из личной жизни Мора, у которого была обезьяна, что видно из рисунка Гольбейна, где изображено семейство Мора, и „Разговоров“ Эразма, который говорит, что весь дом Мора был наполнен животными. См. Каутский, стр. 118—119.
