бы кто нибудь сталъ это утверждать, то мы не могли бы спорить съ нимъ, что нечетное число не погибло, такъ какъ оно не есть нѣчто нѳгибнущее; но если бъ мы признали его такимъ, то намъ уже легко было бы спорить въ защиту того мнѣнія, что нечетъ и три, при приближеніи въ нимъ четнаго числа, удаляются, и точно также мы могли бы говорить объ огнѣ, о тепломъ и обо всемъ вообще. Не такъ ли?
— Конечно.
— А слѣдовательно точно такимъ же образомъ въ настоящемъ случаѣ и о безсмертномъ. Если мы признаемъ, что все безсмертное есть вмѣстѣ и негибнущее, то очевидно, что душа при безсмертіи будетъ также негибнущею, а если мы этого не признаемъ, то нужно искать другихъ доказательствъ.
— Но въ этомъ нѣтъ никакой необходимости, сказалъ Кевисъ, потому что едва ли что нибудь можетъ быть неразрушимо, если безсмертное и вѣчное способно подвергаться разрушенію.
ЬѴІ. — По крайней мѣрѣ, сказалъ Сократъ, я думаю, что Богъ, идея жизни и — если есть еще что нибудь безсмертное — все это никогда не погибаетъ, какъ это признаютъ всѣ.
— Клянусь Зевсомъ, отвѣчалъ Кевисъ, это признаютъ всѣ люди и еще болѣе, какъ я думаю, боги.
— А такъ какъ безсмертное вмѣстѣ съ тѣмъ неразрушимо, то можетъ ли душа, будучи безсмертною, не быть при этомъ и неразрушимою?
— Это совершенно необходимо.
— Итакъ когда въ человѣку приходитъ смерть, тогда то, что въ немъ есть смертнаго, естественно
бы кто-нибудь стал это утверждать, то мы не могли бы спорить с ним, что нечетное число не погибло, так как оно не есть нечто нфгибнущее; но если б мы признали его таким, то нам уже легко было бы спорить в защиту того мнения, что нечет и три, при приближении в ним четного числа, удаляются, и точно также мы могли бы говорить об огне, о теплом и обо всём вообще. Не так ли?
— Конечно.
— А следовательно точно таким же образом в настоящем случае и о бессмертном. Если мы признаем, что всё бессмертное есть вместе и негибнущее, то очевидно, что душа при бессмертии будет также негибнущею, а если мы этого не признаем, то нужно искать других доказательств.
— Но в этом нет никакой необходимости, сказал Кевис, потому что едва ли что-нибудь может быть неразрушимо, если бессмертное и вечное способно подвергаться разрушению.
ЬИІ. — По крайней мере, сказал Сократ, я думаю, что Бог, идея жизни и — если есть еще что-нибудь бессмертное — всё это никогда не погибает, как это признают все.
— Клянусь Зевсом, отвечал Кевис, это признают все люди и еще более, как я думаю, боги.
— А так как бессмертное вместе с тем неразрушимо, то может ли душа, будучи бессмертною, не быть при этом и неразрушимою?
— Это совершенно необходимо.
— Итак когда в человеку приходит смерть, тогда то, что в нём есть смертного, естественно
