бі
слухъ и другія тѣлесныя чувства, убѣждая ее отрѣшаться отъ нихъ, какъ скоро нѣтъ необходимости пользоваться ими, и предписывая ей собираться и сосредоточиваться въ самой себѣ и не довѣрять ничему кромѣ самой себя во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда она изслѣдуетъ сама черезъ себя сущности въ самихъ себѣ. Философія убѣждаетъ душу не считать истиннымъ ничего, что душа изслѣдуетъ съ помощію другихъ способовъ и что въ одномъ случаѣ является такимъ, а въ другомъ — другимъ, такъ какъ все подобное воспринимается чувствами и представляетъ собою видимое, а то, что созерцаетъ она, — мысленно и невидимо. Въ силу этого душа истиннаго философа будучи убѣждена, что этому освобожденію не должно противиться, избѣгаетъ, насколько только для нея возможно, всякаго рода удовольствій, пожеланій, печалей и опасеній, принимая при этомъ во вниманіе то, что если кто нибудь предается слишкомъ сильно удовольствіямъ или страхамъ, или печалямъ, или пожеланіямъ, тотъ терпитъ отъ всего этого зло яе въ такой степени, какъ бы кто нибудь могъ думать, какое терпитъ напримѣръ человѣкъ, подвергшійся болѣзни или расточившій имущество на удовлетвореніе страстей, но величайшее и крайнее изъ золъ, и притомъ терпитъ, даже не сознавая зла.
— Какое же это зло, Сократъ, спросилъ Кевисъ.
— То, что душа каждаго человѣка, предаваясь сильной радости или печали, необходимо приходитъ при этомъ къ мысли, что то, что приводитъ ее въ такое состояніе, есть нѣчто какъ нельзя болѣе существенное и истинное, тогда какъ на самомъ дѣлѣ оно не
би
слух и другие телесные чувства, убеждая ее отрешаться от них, как скоро нет необходимости пользоваться ими, и предписывая ей собираться и сосредоточиваться в самой себе и не доверять ничему кроме самой себя во всех тех случаях, когда она исследует сама через себя сущности в самих себе. Философия убеждает душу не считать истинным ничего, что душа исследует с помощию других способов и что в одном случае является таким, а в другом — другим, так как всё подобное воспринимается чувствами и представляет собою видимое, а то, что созерцает она, — мысленно и невидимо. В силу этого душа истинного философа будучи убеждена, что этому освобождению не должно противиться, избегает, насколько только для неё возможно, всякого рода удовольствий, пожеланий, печалей и опасений, принимая при этом во внимание то, что если кто-нибудь предается слишком сильно удовольствиям или страхам, или печалям, или пожеланиям, тот терпит от всего этого зло яе в такой степени, как бы кто-нибудь мог думать, какое терпит например человек, подвергшийся болезни или расточивший имущество на удовлетворение страстей, но величайшее и крайнее из зол, и притом терпит, даже не сознавая зла.
— Какое же это зло, Сократ, спросил Кевис.
— То, что душа каждого человека, предаваясь сильной радости или печали, необходимо приходит при этом к мысли, что то, что приводит ее в такое состояние, есть нечто как нельзя более существенное и истинное, тогда как на самом деле оно не
