духъ, слухъ и тысячи другихъ подобныхъ, вмѣсто того чтобы указать на настоящія, а именно, что послѣ того какъ аѳиняне сочли за лучшее осудить меня, нашелъ лучшимъ и болѣе справедливымъ и я сидѣть здѣсь въ ожиданіи казни, къ которой они меня присудили. Потому что, клянусь собакою давно уже эти нервы и кости находились бы, я думаю, подлѣ Мегары или вблизи Беотянъ 65),, перенесенныя туда надеждой на лучшее, если бы я не считалъ болѣе справедливымъ и болѣе прекраснымъ, вмѣсто того чтобы бѣжать и стараться ускользнуть, понести наказаніе, которое опредѣлила мнѣ республика. Итакъ называть подобныя вещи причинами слишкомъ странно. Если бы кто нибудь сказалъ, что не имѣя этого — костей и нервъ и всего вообще, что я имѣю, я не былъ бы въ состояніи дѣлать того, что,нахожу нужнымъ, тотъ сказалъ бы истину. Но сказать, что это составляетъ причину, по которой я дѣлаю то, что дѣлаю, что я въ этомъ случаѣ дѣйствую умомъ, а не въ выборѣ наилучшаго, значитъ сказать крайнюю нелѣпость. Это значитъ не быть въ состояніи различать, что иное дѣло — причина, а иное то, безъ чего причина не была бы причиной. Ее то, представляется мнѣ, большая часть людей изслѣдуетъ ощупью какъ бы въ темнотѣ, и называя ее чуждымъ ей именемъ, выдаетъ за причину совершенно другое. Вотъ почему одинъ окружаетъ землю приносящимся съ небесъ вихремъ и дѣлаетъ ее неподвижною, другой подпираетъ основаніе ея воздухомъ какъ будто основаніе какого то широкаго сосуда, но той силы, которая способна расположить все это наилучшимъ образомъ — такъ, какъ все это расположено, — они не ищутъ и не
дух, слух и тысячи других подобных, вместо того чтобы указать на настоящие, а именно, что после того как афиняне сочли за лучшее осудить меня, нашел лучшим и более справедливым и я сидеть здесь в ожидании казни, к которой они меня присудили. Потому что, клянусь собакою давно уже эти нервы и кости находились бы, я думаю, подле Мегары или вблизи Беотян 65),, перенесенные туда надеждой на лучшее, если бы я не считал более справедливым и более прекрасным, вместо того чтобы бежать и стараться ускользнуть, понести наказание, которое определила мне республика. Итак называть подобные вещи причинами слишком странно. Если бы кто-нибудь сказал, что не имея этого — костей и нерв и всего вообще, что я имею, я не был бы в состоянии делать того, что,нахожу нужным, тот сказал бы истину. Но сказать, что это составляет причину, по которой я делаю то, что делаю, что я в этом случае действую умом, а не в выборе наилучшего, значит сказать крайнюю нелепость. Это значит не быть в состоянии различать, что иное дело — причина, а иное то, без чего причина не была бы причиной. Ее то, представляется мне, большая часть людей исследует ощупью как бы в темноте, и называя ее чуждым ей именем, выдает за причину совершенно другое. Вот почему один окружает землю приносящимся с небес вихрем и делает ее неподвижною, другой подпирает основание её воздухом как будто основание какого то широкого сосуда, но той силы, которая способна расположить всё это наилучшим образом — так, как всё это расположено, — они не ищут и не
