себѣ, и точно также я разсматриваю все другое. Допускаешь ли ты эту причину?
— Допускаю, отвѣчалъ Кевисъ.
— Итакъ, продолжалъ Сократъ, послѣ этого я уже не понимаю и не могу признавать другихъ причинъ, такихъ утонченныхъ. Но если кто нибудь скажетъ мнѣ, почему что нибудь прекрасно, — будетъ ли оно имѣть прекрасный цвѣтъ, или видъ, или что нибудь подобное, то я уже не желаю искать другихъ причинъ, потому что все другое производитъ только путаницу въ моихъ понятіяхъ, но просто, безыскусственно и можетъ быть, даже слишкомъ простодушно держусь той мысли, что извѣстный прекрасный предметъ дѣлаетъ прекраснымъ не что иное какъ присутствіе въ немъ прекраснаго въ самомъ себѣ, — его пріобщеніе красоты послѣдняго, какимъ бы способомъ это ни происходило. Я не утверждаю относительно этого болѣе, но утверждаю, что всѣ прекрасные предметы прекрасны по причинѣ присутствія въ нихъ прекраснаго въ самомъ себѣ. Вотъ, мнѣ кажется, самый вѣрный отвѣтъ, который я могу дать относительно этого и самому себѣ и другому, и держась такого начала, думаю, никогда не ошибусь, но могу отвѣчать съ увѣренностью и себѣ и всякому другому, что прекрасные предметы бываютъ прекрасны черезъ прекрасное въ самомъ себѣ. Не представляется ли такъ и тебѣ?
— Я думаю, что это такъ.
— Точно также большія вещи велики своею величиною, и большія суть большія по той же причинѣ, и меньшія — меньшія по причинѣ присутствія въ нихъ малости.
себе, и точно также я рассматриваю всё другое. Допускаешь ли ты эту причину?
— Допускаю, отвечал Кевис.
— Итак, продолжал Сократ, после этого я уже не понимаю и не могу признавать других причин, таких утонченных. Но если кто-нибудь скажет мне, почему что-нибудь прекрасно, — будет ли оно иметь прекрасный цвет, или вид, или что-нибудь подобное, то я уже не желаю искать других причин, потому что всё другое производит только путаницу в моих понятиях, но просто, безыскусственно и может быть, даже слишком простодушно держусь той мысли, что известный прекрасный предмет делает прекрасным не что иное как присутствие в нём прекрасного в самом себе, — его приобщение красоты последнего, каким бы способом это ни происходило. Я не утверждаю относительно этого более, но утверждаю, что все прекрасные предметы прекрасны по причине присутствия в них прекрасного в самом себе. Вот, мне кажется, самый верный ответ, который я могу дать относительно этого и самому себе и другому, и держась такого начала, думаю, никогда не ошибусь, но могу отвечать с уверенностью и себе и всякому другому, что прекрасные предметы бывают прекрасны через прекрасное в самом себе. Не представляется ли так и тебе?
— Я думаю, что это так.
— Точно также большие вещи велики своею величиною, и большие суть большие по той же причине, и меньшие — меньшие по причине присутствия в них малости.
