тротуару пришлось идти не менѣе версты. Подходимъ ко входу въ садъ, представляющему каменный сводъ, подъ которымъ въ самый садъ спускается каменная лѣстница. Тутъ же у входа въ углубленіи происходитъ продажа билетовъ, и на стѣнѣ вывѣшено крупное объявленіе: „по случаю бурной погоды, пароходъ, везущій г. Олебуля, къ назначенному часу прибыть не можетъ, а потому желающіе могутъ получить за свой билетъ 45 копѣекъ обратно. Желающіе же провести вечеръ въ саду, получаютъ въ возвратъ только 30 копѣекъ оставляя при себѣ билетъ для входа въ садъ“.
Когда мы сошли внизъ по лѣстницѣ, насъ провели по превосходно содержаннымъ садовымъ дорожкамъ и аллеямъ въ просторную театральную залу, освѣщенную газомъ. Тамъ мы сѣли отдыхать на кресла и цѣлый вечеръ слушали прекраснѣйшій оркестръ; — съ непродолжительными антрактами оркестръ игралъ часа три. Затѣмъ всѣ поднялись и стали уходить изъ залы. По причинѣ поздняго времени, садъ былъ роскошно иллюминованъ по тогдашней модѣ искусственными цвѣтами, освѣщенными газомъ и испускающими тонкіе каскады воды во всехъ направленіяхъ. Пока мы проходили къ выходу, раздавались шумные возгласы нѣмцевъ, настойчиво требовавшихъ содержателя сада по поводу какихъ-то упущеній. — „Нельзя такъ безсовестно грабить публику!“ восклицали возбужденные голоса.
„Вотъ, думалось мнѣ, люди, способные охранять общественные интересы. Это не то, что у насъ, гдѣ никто не закричитъ, пока его не трогаютъ, и потому поневолѣ будетъ кричать въ одиночку“.
Въ свободное отъ прогулокъ время, я вслухъ читалъ англійскіе романы во французскомъ переводѣ. Наконецъ, черезъ двѣ недѣли, послѣ нашихъ многократныхъ запросовъ экспедитору, прибыли наши вещи, и въ то же время на Траве грузился пароходъ, отходящій въ Петербургъ.
Не могу не припомнить, что дилижансъ, привезшій насъ въ гостинницу, отвезъ насъ и наши вещи также и на пароходъ, и за все это полумѣсячный счетъ нашъ изъ отеля съ чаями прислугѣ оказался ровно въ пятьдесятъ талеровъ.
На слѣдующій день мы уже были въ морѣ, где при пол-
