лагать, что гвозди или винты, которыми она была прикрѣплена къ гробу, не могли уже крѣпко держаться въ сгнившемъ деревѣ. Взорамъ предстала совершенно бѣлая какъ мѣлъ дѣвочка лѣтъ 10-ти, съ тихимъ выраженіемъ на лицѣ, какъ у спящаго ребенка.
Одѣта она была въ легкое бѣлое платье, обшитое широкими кружевами. Брезгуя прикасаться къ мертвой, я схватилъ попавшійся мнѣ подъ руку обломокъ вѣтки и попробовалъ тронуть платье. Кружева и самое платье не представляли моему прутику никакого сопротивленія и разсыпались подъ нимъ такъ же для меня нечувствительно, какъ если бы я чертилъ по водѣ.
То же самое происходило и съ тѣломъ. Мы закрыли гробъ и снова поставили его на прежнее мѣсто, а затѣмъ, затворивши, насколько возможно было, дверь склепа и желѣзныя ворота, сѣли на лошадей и поскакали домой.
Случилось однажды, что въ богатомъ Сербигалѣ, когда туда собрались наши товарищи, дѣти окрестныхъ помѣщиковъ, случайно пріѣхалъ и Крюммеръ, пользовавшійся въ краѣ всеобщимъ уваженіемъ. Въ видѣ особаго почета онъ былъ помѣщенъ внизу въ аппартаментахъ самого хозяина, и поэтому веселое общество, собравшееся у насъ въ номерахъ мужскаго отдѣленія, чувствовало себя совершенно свободнымъ.
Альфонсъ на этотъ разъ превзошелъ самого себя въ обильномъ снабженіи насъ всевозможнымъ продовольствіемъ. Отворенныя двери нѣсколькихъ номеровъ представляли амфиладу общихъ комнатъ, на столахъ которыхъ среди всякихъ бутылокъ появились всевозможныя сласти, а на одномъ запасы дѣдовскаго табаку и дорогихъ сигаръ, вслѣдствіе чего комнаты оказались накуренными, какъ коптильня, и въ довершеніе всего по распечатаніи новыхъ картъ, на ломберныхъ столахъ завязалась карточная игра, въ которой я, впрочемъ, не принималъ никакого участія. Разгоряченные рейнвейномъ, всѣ болтали, шумѣли за полночь, почти не слушая другъ друга, и вдругъ все умолкло и замерло: въ дверяхъ, въ красномъ халатѣ и туфляхъ, съ дымящейся пѣнковой трубкой въ рукахъ стоялъ Крюммеръ. Злополучныя карты полетѣли подъ столъ, но не ускользнули отъ взгляда педагога. Черезъ чет-
