— Какъ я радъ! воскликнули мнѣ на встрѣчу Мариновскій. Еще часъ до обѣда, и мы успѣемъ съ вами побесѣдовать; я только-что на минутку сбѣгаю распорядиться насчетъ закуски. Съ этими вмѣстѣ онъ отворилъ потайную дверь и скрылся по винтовой лѣстницѣ. Черезъ четверть часа онъ тѣмъ же путемъ появился въ комнатѣ и, извиняясь безтолковостью людей, сказалъ: „вотъ преинтересная книга Винкельмана, она можетъ занять васъ, а я побѣгу ускорить нашъ обѣдъ“.
На этотъ разъ онъ пробылъ съ полчаса, показавшіеся мнѣ вѣчностью, и когда по возвращеніи я спросилъ его „какіе это распѣвающіе женскіе голоса раздаются въ комнатѣ?“ — онъ пояснилъ, что это водевильныя актрисы французскаго театра репетируютъ свою роль и затѣмъ, сказавъ: „я только на минуту“, — исчезъ снова. Когда я рѣшился было уйти, Мариновскій снова явился въ комнатѣ и сказалъ: „съ нашими народомъ ничего порядочнаго не устроишь: не пойти ли намъ съ вами въ Новотроицкій трактиръ, — тамъ прекрасно кормятъ“.
— Очень радъ, отвѣчалъ я, предполагая, что Мариновскій хочетъ во что бы то ни стало накормить меня. Въ Троицкомъ трактирѣ Мариновскій дѣйствительно заказалъ прекрасный обѣдъ и спросилъ шампанскаго.
— Зачѣмъ это? сказалъ я, когда половой принесъ бутылку.
— Ну нельзя же, — презрительно отвѣтилъ Мариновскій, не поясняя почему нельзя. Но вотъ мороженое съѣдено, кофе съ трубками выпитъ, и приходится расплачиваться.
— Представьте, сказалъ Мариновскій, — я забылъ захватить кошелекъ, такъ пожалуйста заплатите, а я завтра же вамъ отдамъ съ благодарностью.
Оказалось, что обѣдъ стоилъ какъ разъ всѣхъ наличныхъ моихъ денегъ; оставался одинъ гривенникъ, но и на тотъ Мариновскій ухитрился спросить двѣ трубки.
Конечно обѣщанная половина издержекъ никогда не была мнѣ возвращена.
Ратынскій сообщили мнѣ, что Гриневъ, заложивъ имѣніе
