стная карета съ важами, наполненными дамскими туалетами и нашимъ платьемъ, подъѣзжаетъ шестерикомъ подъ крыльцо, дверцы отворяются, подножка въ четыре ступеньки со стукомъ подставляетъ свои коврики, и мы занимаемъ надлежащія мѣста; поваръ Аѳанасій садится съ кучеромъ на козлы, а проворный камердинеръ Иванъ Никифоровъ, крикнувъ: „пошелъ!“ на ходу вскакиваетъ на запятки и усаживается въ крытой сидѣлкѣ. И понынѣ проѣзжій по проселкамъ и уѣзднымъ городамъ, не желающій ограничиваться прихваченною съ собой закуской, вынужденъ брать повара, такъ какъ никакихъ гостинницъ на пути нѣтъ, а стряпнѣ уѣздныхъ трактировъ слѣдуетъ предпочитать сухой хлѣбъ.
Но вотъ, худо ли, хорошо ли, карета останавливается предъ крыльцомъ продолговатаго двухъэтажнаго дома, обшитаго тесомъ подъ тесовою крышей, безъ всякихъ архитектурныхъ украшеній и затѣй, представляющаго желтоватый брусъ, вродѣ двухъ кирпичей, положенныхъ друтъ на друга. Это и есть село Пальчиково тетушки Любови Неофитовны Шеншиной.
Конечно, о пріѣздѣ нашемъ было дано знать тетушкѣ, которая на свое старенькое ситцевое платье успѣла накинуть желтую турецкую шаль. Поднялись преувеличенныя восклицанія восторга со стороны тетушки и обычные поцѣлуи въ воздухъ, такъ какъ она напирала на лицо паціента не губами, а лѣвою щекой. Разсыпалась тетушка въ преувеличенныхъ похвалахъ всѣмъ намъ вмѣстѣ и въ частности, и получивъ отъ дѣвушекъ, на вопросъ — сошлись ли они междусобой, — увѣреніе въ дружескихъ отношеніяхъ, завершала рѣчь обычнымъ возгласомъ: „о, са фетъ онеръ а во пренсипъ!“
— Какъ жаль, что милая сестра Елизавета Петровна нездорова, говорила тетушка, вытирая рукой катящіяся слезы, и въ то же мгновеніе обращалась къ поднявшейся предъ нею на заднихъ лапкахъ желтой кошкѣ, съ восклицаніемъ: „кошка-капошка, покажи язычекъ; и когда кошка дѣйствительно высовывала языкъ, тетушка брала съ блюдечка микроскопическій кусочекъ сахару и, давая его кошкѣ, прибавляла: „дансе, дансе, о мисинька, комъ се жоли!“
— Я, братецъ, была увѣрена въ удовольствіи увидать
