чтобы не сказать пугливо, отвѣчалъ на мои привѣтствія. Это было послѣднимъ нашимъ свиданіемъ.
Однажды Тургеневъ, во время пребыванія своего въ Москвѣ, сказалъ мнѣ: „вы вѣроятно знаете, что у бѣднаго Конст. Булгакова отнялись ноги, и онъ доживаетъ свой вѣкъ на квартирѣ у отца. Онъ просилъ меня познакомить его съ вами. Я увѣренъ, что вамъ интересно будетъ встрѣтиться съ этими оригиналомъ, и я завтра за вами заѣду въ два часа дня. Это самое его показное время, къ которому его успѣваютъ отмыть и пріодѣть отъ полуночнаго пьянства“.
На другой день мы съ Тургеневымъ съ отдѣльнаго крыльца черезъ какіе-то полутемные переходы взошли въ довольно просторную комнату съ прекраснымъ роялемъ и весьма незатѣйливою мебелью по стѣнамъ. На двухколесномъ креслѣ сидѣлъ, свѣсивъ неподвижныя, тщательно въ полосатые чулки и лаковые башмаки обутыя ноги, самъ хозяинъ Конст. Булгаковъ, бодрый на видъ, одѣтый съ нѣкоторымъ щегольствомъ.
Пожавъ мнѣ руку, онъ отрекомендовалъ своего пріятеля, рыжеватаго нѣмца съ одутловатымъ лицомъ, помнится, Ивана Ивановича.
— У насъ, обратился Булгаковъ къ Тургеневу, — вчера съ Иваномъ Ивановичемъ былъ балъ. Накрытъ былъ большой столъ, разставлены на столѣ свѣчи, мы запаслись двумя штофами очищенной, и гостямъ было полное угощеніе.
— А вашъ балъ, не безпокоитъ вашего сосѣда? сказалъ Тургеневъ, указывая глазами на запертую дверь, ведущую очевидно нъ помѣщеніе старика Булгакова.
— Этого? тутъ нашъ хозяинъ разразился такими громогласными и нецензурными ругательствами противъ отца, котораго, вѣроятно, къ этому уже пріучилъ, что намъ сдѣлалось не по себѣ.
Подъ предлогомъ спѣшнаго дѣла Тургеневъ скоро уѣхалъ, оставивъ меня въ такой своеобразной средѣ.
— А что Иванъ Ивановичъ, замѣтилъ Булгаковъ, подкатываясь въ креслѣ къ раскрытому роялю, — сыграемъ въ четыре руки, да посмотри прежде въ шкапчикѣ, есть ли угощеніе?
Иванъ Ивановичъ раскрылъ узкій дубовый шкапчикъ и
