братцы, меня, я васъ не трогаю“. Когда грабители, остановись лошадь, подошли къ нему, онъ, вставь съ дрожекъ, схватилъ первыхъ подошедшихъ и засунулъ одного къ себѣ подъ мышку, а другаго въ колѣни. Когда два остальныхъ подоспѣли на выручку товарищей, онъ схватилъ и этихъ за волосы и, щелкнувъ голова объ голову, бросилъ на землю. То же самое повторилъ онъ съ защемленными въ колѣняхъ и подъ мышкой. Затѣмъ преспокойно сѣлъ на дрожки и продолжалъ путь.
Мнѣ довелось видѣть состарившагося Полифема все еще въ грозномъ, но далеко непривлекательномъ видѣ. Въ жизнь мою я не встрѣчалъ подобнаго человѣка. Сѣдые подстриженные волосы торчали копромъ на его громадной головѣ; бѣлки и вѣки большихъ сѣрыхъ глазъ были воспалены, вѣроятно вслѣдствіе излишне выпитыхъ рюмокъ; громадный шарообразный животъ, поддерживаемый толстыми какъ у слона ногами, одѣтъ былъ въ поношенный коричневый суконный сюртукъ, оказывавшійся чрезмѣрно широкимъ. Поневолѣ думалось, каковъ былъ Василій Семеновичъ, когда сюртукъ былъ ему впору. Василій Семеновичъ сидѣлъ на старинномъ вольтеровскомъ креслѣ, съ трудомъ въ немъ умѣщаясь. Ловкій и сильный Даниловъ подъ видомъ похвалы давалъ чувствовать старику, что время его силы невозвратно прошло.
— Что обо мнѣ говорить! сказалъ старикъ: теперь ваша взяла! бороться съ тобою я не стану, а ты вотъ поди да стань у меня между колѣнками, а я тебя ими придержу; вотъ ты, силачъ, и вырывайся руками и ногами, какъ знаешь, и если вырвешься, то будь твой верхъ; я ужь съ тобою мѣряться силой не стану.
По общей просьбѣ Даниловъ пошелъ на такое испытаніе.
Старикъ сжалъ его колѣнками; раза два рванувшись видимо съ крайними усиліями, Даниловъ сказалъ, при общемъ любопытномъ молчаніи: „пусти, дѣдушка, не только я одинъ, а если бъ насъ и трое было, и то бы не вырвались”.
Когда вслѣдствіе частыхъ посѣщеній буфета, шумъ въ пріемной увеличился, со всѣхъ сторонъ поднялись голоса, обращавшіеся къ Протасову съ просьбой: „дѣдушка, хрюкни!“ Долго старикъ отнѣкивался, но наконецъ, остановившись по-
