какъ, напр., Ливій, Дантъ читалъ съ увлеченіемъ: здѣсь раскрывалось передъ нимъ понятіе о той патріотической доблести, въ свѣтѣ которой блистали дѣянія древняго Рима; объ этомъ свидѣтельствуетъ вторая книга его сочиненія «о монархіи».
Дантъ хорошо созналъ, что по благородству и красотѣ формы латинскій языкъ превосходитъ народный, еще не получившій надлежащаго развитія[1], и свою Божественную Комедію началъ латинскимъ гекзаметромъ: Ultima regna canas etc. Если впослѣдствіи, не смотря на это, онъ обратился къ народному нарѣчію, то едвали причина этого заключалась въ однажды высказанной гордой мысли поэта, что онъ видитъ, какъ великіе писатели древнихъ не были поняты и достаточно оцѣнены людьми его вѣка, и что поэтому онъ отложилъ классическую лиру и взялся за другую, которая болѣе подходитъ къ этимъ современнымъ людямъ, такъ-какъ напрасно было-бы предлагать грудному младенцу твердую пищу[2]. Напротивъ, къ этому его скорѣе побуждала другая и не менѣе гордая мысль: онъ хотѣлъ возвысить презрѣнный народный языкъ, избравъ его для выраженія своихъ высокихъ мыслей. Когда Джованни ди Виргиліо убѣждалъ его не отдавать свои благородныя произведенія ума на судъ толпы, не метать бисера предъ свиньями и не облевать въ недостойное одѣяніе Кастальскихъ сестеръ, Дантъ шутливо отвергъ это предложеніе въ первой своей эклогѣ[3]. Подъ конецъ своей жизни въ разсужденіи de vulgari eloquio Дантъ и теоретически на варварской еще латыни отпраздновалъ торжество народнаго языка. И однако же тѣ двѣ латинскія эклоги, которыя остались отъ Данта, по тому именно и замѣчательны, что въ нихъ видно стремленіе къ изяществу древнихъ и Виргилій взятъ также въ образецъ по отношенію къ формѣ. Даже употребленіе народнаго языка въ Божественной Комедіи принесло результаты, которыхъ, конечно, не имѣлъ въ виду поэтъ, но которые были весьма на руку грядущему времени: именно языкъ этотъ вырвалъ великую поэму изъ церковной области и передалъ ее той части націи, которой суждено было стать носительницей гуманистическаго направленія.
[Дантъ и идея славы въ потомствѣ]
Въ одномъ пунктѣ сквозь церковныя воззрѣнія Данта рѣзко пробивается античная идея, которая потомъ сдѣлалась жизненнымъ
- ↑ Convito, tr. I, ср. 5.
- ↑ По извѣстному разсказу монаха Иларіона, сообщаемому имъ въ письмѣ къ Угуччіо де Фаджіола, въ Mehus Vita Ambr. Travers. p. 321. Этотъ разсказъ, очевидно, далъ начало и часто повторяемому потомъ взгляду Боккачіо (Comento sopra la Commedia di Dante. Opere, vol. IV. Firenze, 1724. p. 17).
- ↑ Эклога Джіованни у Mehus l. c. p. 320.
как, напр., Ливий, Дант читал с увлечением: здесь раскрывалось перед ним понятие о той патриотической доблести, в свете которой блистали деяния древнего Рима; об этом свидетельствует вторая книга его сочинения «о монархии».
Дант хорошо сознал, что по благородству и красоте формы латинский язык превосходит народный, еще не получивший надлежащего развития[1], и свою Божественную Комедию начал латинским гекзаметром: Ultima regna canas etc. Если впоследствии, не смотря на это, он обратился к народному наречию, то едва ли причина этого заключалась в однажды высказанной гордой мысли поэта, что он видит, как великие писатели древних не были поняты и достаточно оценены людьми его века, и что поэтому он отложил классическую лиру и взялся за другую, которая более подходит к этим современным людям, так как напрасно было бы предлагать грудному младенцу твердую пищу[2]. Напротив, к этому его скорее побуждала другая и не менее гордая мысль: он хотел возвысить презренный народный язык, избрав его для выражения своих высоких мыслей. Когда Джованни ди Виргилио убеждал его не отдавать свои благородные произведения ума на суд толпы, не метать бисера пред свиньями и не облевать в недостойное одеяние Кастальских сестер, Дант шутливо отверг это предложение в первой своей эклоге[3]. Под конец своей жизни в рассуждении de vulgari eloquio Дант и теоретически на варварской еще латыни отпраздновал торжество народного языка. И однако же те две латинские эклоги, которые остались от Данта, по тому именно и замечательны, что в них видно стремление к изяществу древних и Виргилий взят также в образец по отношению к форме. Даже употребление народного языка в Божественной Комедии принесло результаты, которых, конечно, не имел в виду поэт, но которые были весьма на руку грядущему времени: именно язык этот вырвал великую поэму из церковной области и передал ее той части нации, которой суждено было стать носительницей гуманистического направления.
[Дант и идея славы в потомстве]
В одном пункте сквозь церковные воззрения Данта резко пробивается античная идея, которая потом сделалась жизненным
- ↑ Convito, tr. I, ср. 5.
- ↑ По известному рассказу монаха Илариона, сообщаемому им в письме к Угуччио де Фаджиола, в Mehus Vita Ambr. Travers. p. 321. Этот рассказ, очевидно, дал начало и часто повторяемому потом взгляду Боккачио (Comento sopra la Commedia di Dante. Opere, vol. IV. Firenze, 1724. p. 17).
- ↑ Эклога Джиованни у Mehus l. c. p. 320.
