и благочестиваго пѣвца можетъ и должна возвѣщать славу Христа и истинной религіи[1]. Онъ напоминаетъ о притчахъ Спасителя въ Евангеліяхъ, которыя, по его мнѣнію, не что иное, какъ аллегорическая форма, свойственная поэзіи. Онъ готовъ даже утверждать, что богословіе вообще есть поэзія, воспѣвающая Бога[2]. Какъ часто Петрарка вновь принимался за эту борьбу въ защиту поэзіи отъ ея враговъ и хулителей! Это была одна изъ любимыхъ его задачъ, тѣмъ болѣе, что вмѣстѣ съ поэзіею онъ ратовалъ и за свое собственное призваніе и за свою славу. Цѣлое столѣтіе его поклонники продолжали эту борьбу, препираясь постоянно съ тѣми же врагами и большею частію тѣмъ же самымъ оружіемъ сначала въ Италіи, а потомъ еще дольше въ Германіи, Англіи, Франціи и Испаніи. Церковь и схоластика всюду съ ожесточеніемъ и ненавистью нападали на этого новаго пришельца, но въ концѣ концовъ все таки должны были примириться съ нимъ.
Петрарка съ благородною гордостью называлъ себя поэтомъ, poeta; онъ проводилъ рѣзкую раздѣльную черту между серьезною поэзіею и стихами. Первая не могла обойтись безъ латинскаго языка и безъ античной формы, и даже въ содержаніе ея входило столько древнихъ элементовъ, сколько было можно — подражанія древнимъ римскимъ поэтамъ и нѣкоторые мотивы ихъ произведеній. Чтобы писать подобныя произведенія, слѣдовало много учиться. Стихи же не что иное какъ искусная игра словами, образами и чувствами. Стихи Петрарки никогда не теряли своей прелести, и спустя цѣлые вѣка тысячи людей внимали имъ съ восторгомъ, а его такъ называемыя строго-поэтическія произведенія перелистываетъ по временамъ лишь ученый — и то не ради наслажденія, которое онъ можетъ легче и прямѣе почерпнуть въ самомъ источникѣ древности, но ради разбросанныхъ въ нихъ извѣстій и чтобы составить себѣ опредѣленное понятіе, которое, конечно, было бы мало назидательно для поэта. Его поэтическій геній слабо проявляется тамъ, гдѣ онъ слѣдуетъ своему идеалу, Виргилію, именно въ буколикахъ и эпическихъ поэмахъ. Поэтическій талантъ просвѣчиваетъ лишь въ нѣкоторыхъ посланіяхъ, гдѣ онъ изображаетъ себя самого и пережитыя имъ душевныя волненія, гдѣ и въ латинскихъ гекзаметрахъ слышится тонъ и одушевленіе творца канцонъ, вообще преобладаетъ лирическій элементъ[3]. Но поэтическія произведенія въ то
- ↑ Epist. rer. senil. I, 4; XIV, 11.
- ↑ Theologiam poeticam esse de deo. Epist. rer. famil. X, 5 писанное къ его брату, картезіанскому монаху въ Монтріе.
- ↑ Такъ прежде всего въ epist. metr. I, 7, въ стихотвореніи de statu suo, за которое онъ самъ расточаетъ себѣ такую хвалу въ Dialogus III. de contemptu mundi.
