епископовъ. Испуганный, Лютеръ быстро уѣхалъ изъ Виттемберга, строго запретивъ своему слугѣ принимать доктора Франциска поляка. Когда Лютеръ узналъ, что Францискъ полякъ ослушался его приказанія, то обратился къ виттембергскому магистрату съ просьбой наказать Франциска поляка. Но послѣдній, какъ раньше обошелъ Меланхтона и Лютера, такъ обошелъ и магистратъ, и былъ имъ отпущенъ на свободу. — Копитаръ, приводя этотъ разсказъ, прибавляетъ однако, что гипотеза о тождествѣ Франциска поляка и Франциска Скорины только тогда можетъ обратиться въ историческій фактъ, когда въ виттембергскомъ архивѣ найдено будетъ и прозвище — Скорина при имени вышеприведеннаго Франциска поляка. Викторовъ (въ названномъ уже изданіи «Бесѣды», и проч., с. 18) справедливо замѣтилъ, что «сношенія какого-то Франциска поляка съ Лютеромъ относятся къ 1525 году, а въ этомъ году Скорина былъ въ Полоцкѣ (конечно, по ошибкѣ, вм. «въ Вильнѣ»), гдѣ тогда имъ были изданы Апостолъ и слѣдов. Псалтирь».
Замѣтимъ еще, что приведенный разсказъ, если бы даже и подтвердился фактическими указаніями, не можетъ служить доказательствомъ протестантскаго направленія Скорины, какъ высказалъ объ этомъ мнѣніе Головацкій. Въ примѣчаніи къ приведенному разсказу Копитаръ замѣтилъ и о дѣйствительной личности Скорины. Неизвѣстно почему онъ называетъ Скорину докторомъ Пражскаго университета, по вѣроисповѣданію «graeco-catholicum». Кромѣ того, Копитаръ полагаетъ, въ противоположность мнѣнію Добровскаго, что не зачѣмъ было ѣздить Скоринѣ въ Венецію за матрицами для своихъ буквъ, когда и въ Прагѣ и въ Нюрнбергѣ были хорошіе мастера.
Вишневскій (Historya literatury polskiej. Kraków. 1851. VIII, przytem facsimile tytulu Akafistów Skoryny; о Скоринѣ — стр. 407, 464—470, 475—480) воспользовался для характе-
епископов. Испуганный, Лютер быстро уехал из Виттемберга, строго запретив своему слуге принимать доктора Франциска поляка. Когда Лютер узнал, что Франциск поляк ослушался его приказания, то обратился к виттембергскому магистрату с просьбой наказать Франциска поляка. Но последний, как раньше обошел Меланхтона и Лютера, так обошел и магистрат, и был им отпущен на свободу. — Копитар, приводя этот рассказ, прибавляет однако, что гипотеза о тождестве Франциска поляка и Франциска Скорины только тогда может обратиться в исторический факт, когда в виттембергском архиве найдено будет и прозвище — Скорина при имени вышеприведенного Франциска поляка. Викторов (в названном уже издании «Беседы», и проч., с. 18) справедливо заметил, что «сношения какого-то Франциска поляка с Лютером относятся к 1525 году, а в этом году Скорина был в Полоцке (конечно, по ошибке, вм. „в Вильне“), где тогда им были изданы Апостол и следов. Псалтырь».
Заметим еще, что приведенный рассказ, если бы даже и подтвердился фактическими указаниями, не может служить доказательством протестантского направления Скорины, как высказал об этом мнение Головацкий. В примечании к приведенному рассказу Копитар заметил и о действительной личности Скорины. Неизвестно почему он называет Скорину доктором Пражского университета, по вероисповеданию «graeco-catholicum». Кроме того, Копитар полагает, в противоположность мнению Добровского, что не зачем было ездить Скорине в Венецию за матрицами для своих букв, когда и в Праге и в Нюрнберге были хорошие мастера.
Вишневский (Historya literatury polskiej. Kraków. 1851. VIII, przytem facsimile tytulu Akafistów Skoryny; о Скорине — стр. 407, 464—470, 475—480) воспользовался для характе-
