Страница:Художественная культура запада (Яков Тугендхольд, 1928).pdf/44

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


многоликую публику, спокойные ряды которой еще более подчеркивают искусственность адвокатской аффектации. Такова замечательная картина „Защитник“, в которой мы видим старого заматерелого адвоката, пускающего профессиональную слезу и указующего красивым жестом на лукаво-воровское лицо подсудимой…

Однако в живописном творчестве Домье есть образы и совершенно свободные от иронии. Это — образы прачек, кузнецов, водоношей, рабочих. Более того, — в них есть некоторая идеализация, но не сантиментальная и принижающая, а — идеализация здоровой физической силы, опошление которой Домье так горько ощущал в своих скоморохах и цирковых атлетах.

Таков, например, его „Кузнец“ с лицом орла, столь непохожий на забитого кочегара Ярошенко и столь приближающийся к титаническому образу верхарновского кузнеца, кующего волю к будущему.

Такова работница за обедом, с голодной жадностью глотающая суп и, в то же время, кормящая могучей грудью своего ребенка,— это живое олицетворение написанной Домье „Матери-Республики“.

Таковы „Парижские прачки“ с бельем и детьми, изображаемые Домье на фоне Сены и парижских домов, — каким пафосом силы, какой монументальной красотой исполнены их здоровые, округло-материнские фигуры. Это — городские сестры крестьянок Милле. И кажется, что Домье настолько же любуется этими крепкими прачками, насколько раньше в своих литографиях он высмеивал неврастенический феминизм буржуазных парижанок, этих „синих чулков“ и „разводчиц“.

Кузнецы, прачки с детьми, водоноши, бурлаки — вот единственные „парижские типы“, которых пощадила ирония Домье, и более того, — в изображении которых его кисть достигла наибольшего синтеза, наибольшего пафоса, наибольшей монументальности. Домье провидел ту поэзию труда, которую впоследствии Константин Менье воплотил в своих бронзах. И здесь мы снова приходим к тому выводу, к которому пришли, обозрев рисунки Домье: классовые симпатии Домье и его любовь художника лежали на стороне пролетариата.