вліяніе на „идеи, чувства, нравственныя и умственныя стремленія человѣка“ Если же кто-нибудь усумнился бы и въ этомъ, то мы укажемъ ему на послѣдствія, такъ называемаго, іезуитскаго образованія, на которыя уже указывали Бэконъ и Декартъ, какъ на доказательства громадной силы воспитанія. Стремленія іезуитскаго воспитанія большею частью были дурны; но сила очевидна: не только человѣкъ до глубокой старости сохранялъ на себѣ слѣды того, что былъ когда-то, хотя только въ самой ранней молодости, подъ ферулою отцовъ іезуитовъ, но цѣлыя сословія народа, цѣлыя поколѣнія людей до мозга костей своихъ проникались началами іезуитскаго воспитанія. Не достаточно ли этого всѣмъ знакомаго примѣра, чтобы убѣдиться, что сила воспитанія можетъ достигать ужасающихъ размѣровъ, и какіе глубокіе корни можетъ пускать оно въ душу человѣка? Если же іезуитское воспитаніе, противное человѣческой природѣ, могло такъ глубоко внѣдряться въ душу, а черезъ нее и въ жизнь человѣка, то не можетъ ли еще большею силою обладать то воспитаніе, которое будетъ соотвѣтствовать природѣ человѣка и его истиннымъ потребностямъ?
Вотъ почему, ввѣряя воспитанію чистыя и впечатлительныя души дѣтей, ввѣряя для того, чтобы оно провело въ нихъ первыя и потому самыя глубокія черты, мы имѣемъ полное право спросить воспитателя, какую цѣль онъ будетъ преслѣдовать въ своей дѣятельности, и потребовать на этотъ вопросъ яснаго и категорическаго отвѣта. Мы не можемъ въ этомъ случаѣ удовольствоваться общими фразами, въ родѣ тѣхъ, какими начинаются большею частію нѣмецкія педагогики. Если намъ говорятъ, что цѣлью воспитанія будетъ сдѣлать человѣка счастливымъ, то мы въ правѣ спросить, что такое разумѣетъ воспитатель подъ именемъ счастья; потому что, какъ извѣстно, нѣтъ предмета въ мірѣ, на который люди смотрѣли бы такъ различно, какъ на счастье: что одному кажется счастьемъ, то другому можетъ казаться не только безразличнымъ обетоятельствомъ, но даже просто несчастьемъ. И если мы всмотримся глубже, не увлекаясь кажущимся сходствомъ, то увидимъ, что рѣшительно у каждаго человѣка свое особое понятіе о счастіи и что понятіе это есть прямой результатъ характера людей, который, въ свою очередь, есть результатъ многочисленныхъ условій, разнообразящихся безконечно, для каждаго отдѣльнаго лица. Та же самая неопредѣленность будетъ
