демъ мы во множествѣ всѣмъ намъ знакомыхъ явленій, въ которыхъ привычное, рефлективное движеніе, принадлежность котораго нервному организму мы показали выше[1], и явленія памяти сходятся такъ близко, что нельзя собственно сказать, гдѣ оканчивается явленіе привычки и гдѣ начинается явленіе памяти, такъ что невольно мы видимъ въ иной привычкѣ память, а въ иномъ воспоминаніи — чистую привычку. Если нервный организмъ нашъ усваиваетъ какую-нибудь сложную привычку, гдѣ есть не одно, а нѣсколько послѣдовательныхъ движеній, цѣлая ассоціація движеній, слѣдующихъ одно за другимъ, то, значитъ, организмъ нашъ помнитъ, безъ участія сознанія, въ какомъ порядкѣ одно дѣйствіе должно слѣдовать за другимъ. Съ другой стороны, есть много явленій, гдѣ мы справляемся у нервнаго организма о томъ, что мы позабыли. Такъ напр., если танцмейстеръ, желая разсказать своему ученику, въ какомъ порядкѣ должны слѣдовать одно за другимъ движенія ногъ, сбивается въ своемъ разсказѣ и забываетъ порядокъ движеній, то онъ начинаетъ танцовать, и ноги его сами припоминаютъ ему порядокъ движеній. Точно такъ же ремесленникъ, желая объяснить послѣдовательность своихъ дѣйствій, часто прибѣгаетъ за напоминаніемъ къ своимъ рукамъ, и оказывается, что руки его помнятъ то, что голова позабыла или даже никогда не сознавала ясно[2].
9. Точно такъ же, какъ наши руки и ноги, дѣйствуетъ и нашъ голосовой органъ, который тоже состоитъ изъ хрящей и перепонокъ, управляемыхъ мускулами, и, какъ мы уже видѣли[3], мускуловъ, управляемыхъ нервами. Взглянувъ же на голосовой органъ, какъ на аппаратъ, состоящій изъ двигательныхъ мускуловъ и нервовъ, мы поймемъ уже легко, что и этотъ органъ, какъ и всякій другой двигательный органъ человѣческаго тѣла, можетъ пріобрѣтать привычки, — можетъ, точно такъ же, какъ руки или ноги, привыкать къ извѣстнымъ дѣйствіямъ и къ извѣстному порядку дѣйствій. «Голосовой органъ, говоритъ Бэнъ, есть органъ движенія, представляющій всѣ тѣ же явленія, которыя вообще относятся къ каждому двигательному органу. Упражненіе этого органа порождаетъ массу мускульныхъ ощущеній, пріятныхъ въ опредѣленныхъ границахъ (мы любимъ говорить, пѣть, кричать), а за этими границами сопровождающихся утомленіемъ и вызывающихъ потребность отдыха»[4]. «Едва ли, говоритъ Бэнъ далѣе, какая-
- ↑ См. гл. XII и XIII.
- ↑ The Senses and the Intellet, by Bain, p. 325.
- ↑ См. выше. Гл. VIII, п. 28.
- ↑ The Sens. and the Intell. p. 322.
<span style="color:#005000" title="найдем">дем мы во множестве всем нам знакомых явлений, в которых привычное, рефлективное движение, принадлежность которого нервному организму мы показали выше[1], и явления памяти сходятся так близко, что нельзя собственно сказать, где оканчивается явление привычки и где начинается явление памяти, так что невольно мы видим в иной привычке память, а в ином воспоминании — чистую привычку. Если нервный организм наш усваивает какую-нибудь сложную привычку, где есть не одно, а несколько последовательных движений, целая ассоциация движений, следующих одно за другим, то, значит, организм наш помнит, без участия сознания, в каком порядке одно действие должно следовать за другим. С другой стороны, есть много явлений, где мы справляемся у нервного организма о том, что мы позабыли. Так, например, если танцмейстер, желая рассказать своему ученику, в каком порядке должны следовать одно за другим движения ног, сбивается в своем рассказе и забывает порядок движений, то он начинает танцевать, и ноги его сами припоминают ему порядок движений. Точно так же ремесленник, желая объяснить последовательность своих действий, часто прибегает за напоминанием к своим рукам, и оказывается, что руки его помнят то, что голова позабыла или даже никогда не сознавала ясно[2].
9. Точно так же, как наши руки и ноги, действует и наш голосовой орган, который тоже состоит из хрящей и перепонок, управляемых мускулами, и, как мы уже видели[3], мускулов, управляемых нервами. Взглянув же на голосовой орган как на аппарат, состоящий из двигательных мускулов и нервов, мы поймем уже легко, что и этот орган, как и всякий другой двигательный орган человеческого тела, может приобретать привычки, — может, точно так же, как руки или ноги, привыкать к известным действиям и к известному порядку действий. «Голосовой орган, говорит Бэн, есть орган движения, представляющий все те же явления, которые вообще относятся к каждому двигательному органу. Упражнение этого органа порождает массу мускульных ощущений, приятных в определенных границах (мы любим говорить, петь, кричать), а за этими границами сопровождающихся утомлением и вызывающих потребность отдыха»[4]. «Едва ли, говорит Бэн далее, какая-
