зобравъ внимательнѣе разнообразныя явленія памяти, мы увидимъ, что въ этихъ явленіяхъ принадлежитъ душѣ и что принадлежитъ тѣлу, которыя Творецъ такъ связалъ между собою, что они во все теченіе нашей земной жизни работаютъ вмѣстѣ и тысячеобразно переплетаютъ свои вліянія въ тѣхъ психофизическихъ явленіяхъ, которыя физіологи изучаютъ съ одной стороны, а психологи — съ другой; духовная память, о которой говоритъ Фихте, конечно, есть; но есть также и нервная память, о которой говоритъ физіологія.
25. Желая дать какое-нибудь названіе этимъ навыкамъ въ нервахъ, мы придадимъ имъ также названіе нервныхъ слѣдовъ; но нашъ слѣдъ отличается отъ слѣдовъ Бенеке тѣмъ, что, во-первыхъ, наши слѣды имѣютъ опредѣленное мѣстопребываніе, именно въ органахъ нервной системы, въ нервахъ зрѣнія, слуха и т. д.; а во-вторыхъ, самое значеніе слѣдовъ опредѣлено строже: это не что иное, какъ привычки нервовъ къ тѣмъ движеніямъ, которыя они разъ испытали подъ вліяніемъ какого-нибудь впечатлѣнія.
26. Само собою разумѣется, что нервные слѣды составляютъ только одинъ безсознательный элементъ въ актѣ памяти, нисколько не исчерпывая всего этого акта. Самый слѣдъ въ нервахъ можетъ установиться только тогда, когда движеніе нервовъ, сохранившееся въ этомъ слѣдѣ, было нами сознано. Впечатлѣніе внѣшняго міра на нервную систему, прошедшее мимо сознанія, хотя и можетъ оказать сильнѣйшее вліяніе на весь нашъ организмъ, напримѣръ, сквозной вѣтеръ на наше здоровье, но не оставитъ въ нервахъ того, что мы называемъ слѣдомъ памяти. Въ организмѣ нашемъ останется слѣдъ, и, можетъ быть, очень глубокій, вреднаго вліянія сквозного вѣтра, но въ памяти нашей никакого. Для того также, чтобы нервный слѣдъ опять возникъ къ сознанію, необходимо участіе другого агента жизни, сознанія, о которомъ мы здѣсь еще не говоримъ.
27. Въ какой формѣ эти нервные слѣды, эти «отпечатки» Аристотеля, сохраняются въ нервной системѣ? На это мы можемъ отвѣтить только одно: въ формѣ нервныхъ навыковъ и привычекъ. Правда, природа привычекъ для насъ непонятна; но лучше имѣть дѣло съ однимъ неизвѣстнымъ, чѣмъ съ двумя. Если Миллеръ отклонилъ отъ себя объясненіе физіологическихъ явленій памяти, то именно на томъ основаніи, что невозможно себѣ представить этихъ слѣдовъ нервной памяти какими-то «наслоеніями въ мозгу». Шопенгауеръ, говоря о невозможности воображать себѣ представленія, вышедшія изъ сознанія и сохраняемыя памятью, какими-то опредѣлен-
зобрав внимательнее разнообразные явления памяти, мы увидим, что в этих явлениях принадлежит душе и что принадлежит телу, которые творец так связал между собою, что они во все течение нашей земной жизни работают вместе и тысячеобразно переплетают свои влияния в тех психофизических явлениях, которые физиологи изучают с одной стороны, а психологи — с другой; духовная память, о которой говорит Фихте, конечно, есть; но есть также и нервная память, о которой говорит физиология.
25. Желая дать какое-нибудь название этим навыкам в нервах, мы придадим им также название нервных следов; но наш след отличается от следов Бенеке тем, что, во-первых, наши следы имеют определенное местопребывание, именно в органах нервной системы, в нервах зрения, слуха и так далее; а, во-вторых, самое значение следов определено строже: это не что иное, как привычки нервов к тем движениям, которые они раз испытали под влиянием какого-нибудь впечатления.
26. Само собою разумеется, что нервные следы составляют только один бессознательный элемент в акте памяти, нисколько не исчерпывая всего этого акта. Самый след в нервах может установиться только тогда, когда движение нервов, сохранившееся в этом следе, было нами сознано. Впечатление внешнего мира на нервную систему, прошедшее мимо сознания, хотя и может оказать сильнейшее влияние на весь наш организм, например, сквозной ветер на наше здоровье, но не оставит в нервах того, что мы называем следом памяти. В организме нашем останется след, и, может быть, очень глубокий, вредного влияния сквозного ветра, но в памяти нашей никакого. Для того также, чтобы нервный след опять возник к сознанию, необходимо участие другого агента жизни, сознания, о котором мы здесь еще не говорим.
27. В какой форме эти нервные следы, эти «отпечатки» Аристотеля, сохраняются в нервной системе? На это мы можем ответить только одно: в форме нервных навыков и привычек. Правда, природа привычек для нас непонятна; но лучше иметь дело с одним неизвестным, чем с двумя. Если Миллер отклонил от себя объяснение физиологических явлений памяти, то именно на том основании, что невозможно себе представить этих следов нервной памяти какими-то «наслоениями в мозгу». Шопенгауер, говоря о невозможности воображать себе представления, вышедшие из сознания и сохраняемые памятью, какими-то определен-
