Гдѣ, словно въ игрѣ прихотливой лица,
Смѣняются тѣни и свѣтъ безъ конца.
10 Въ себѣ воплощаютъ явленія эти
Печали и радость. Къ землѣ долетѣвъ,
Въ рыданьяхъ и смѣхѣ тамъ замеръ напѣвъ—
Могучій, какъ въ бурю—напѣвъ океана.
И думалъ я:—Слыша тебя, Берліозъ,
15 Печалюсь о томъ я, что міръ изъ тумана
Создатель нашъ вызвалъ для муки и слезъ.
Где, словно в игре прихотливой лица,
Сменяются тени и свет без конца.
10 В себе воплощают явления эти
Печали и радость. К земле долетев,
В рыданьях и смехе там замер напев —
Могучий, как в бурю — напев океана.
И думал я: — Слыша тебя, Берлиоз,
15 Печалюсь о том я, что мир из тумана
Создатель наш вызвал для муки и слёз.
Гуно.
Мнѣ грезились арфы земли золотыя.
Когда вдохновенной своею струной
Онѣ задѣвали ткань жизни земной,—
Утокъ и основа, чудесно свитыя,
5 Звучали отвѣтомъ на пѣсни святыя,
Чьей силою созданъ былъ нѣкогда міръ
И сонмомъ созвѣздій усѣянъ эфиръ.
Въ тотъ мигъ я душою парилъ вдохновенно,
И плоть, замеревъ, трепетала блаженно.
10 Когда же звучала иная струна,
Земнымъ вожделѣньемъ и страстью полна,
И духъ мой, не слыша напѣвовъ небесныхъ,
Спускался надъ бездной на крыльяхъ тѣлесныхъ,
— Гуно,—говорилъ я,—вотъ—пѣсня сиренъ,
15 Но гибель нашедшій въ той пѣснѣ—блаженъ.
Гуно
Мне грезились арфы земли золотые.
Когда вдохновенной своею струной
Они задевали ткань жизни земной, —
Уток и основа, чудесно свитые,
5 Звучали ответом на песни святые,
Чьей силою создан был некогда мир
И сонмом созвездий усеян эфир.
В тот миг я душою парил вдохновенно,
И плоть, замерев, трепетала блаженно.
10 Когда же звучала иная струна,
Земным вожделеньем и страстью полна,
И дух мой, не слыша напевов небесных,
Спускался над бездной на крыльях телесных,
— Гуно, — говорил я, — вот — песня сирен,
15 Но гибель нашедший в той песне — блажен.
