Природа смолкла, и томитъ въ ночи
Ее о смерти тягостная дума.
Гдѣ дубъ шумитъ внизу горы высокой
10 И плачетъ ключъ студеною волной—
Встрѣчаюсь я со стариной глубокой:
Заброшенной часовнею лѣсной.
Гдѣ тѣ, чья пѣснь неслась когда-то къ Богу
Изъ стѣнъ ея, суля забвенье бѣдъ
15 И жребія житейскаго тревогу?
Гдѣ всѣ они? Ушли за пѣснью вслѣдъ.
Природа смолкла, и томит в ночи
Её о смерти тягостная дума.
Где дуб шумит внизу горы высокой
10 И плачет ключ студёною волной —
Встречаюсь я со стариной глубокой:
Заброшенной часовнею лесной.
Где те, чья песнь неслась когда-то к Богу
Из стен её, суля забвенье бед
15 И жребия житейского тревогу?
Где все они? Ушли за песнью вслед.
Чу! Странный крикъ нарушилъ вдругъ молчанье.
Въ стѣнахъ пустыхъ не прозвучалъ ли онъ?
Кто такъ кричитъ, что трепетъ содраганья
Въ душѣ моей рождаетъ этотъ стонъ?
5 — Тебѣ, Творецъ, поемъ хвалы, ликуя!—
Раздался смѣхъ, и стихло все кругомъ,
Но грянулъ вновь отступникъ—Аллилуйя!—
И прогремѣлъ злой хохотъ, словно громъ.
Вотъ онъ бѣжитъ—пугливо, безъ раздумья,
10 Съ лица рукою пряди отстранивъ;
Взоръ изступленъ и дико боязливъ:
Блуждающій огонь во тьмѣ безумья!
Чу! Странный крик нарушил вдруг молчанье.
В стенах пустых не прозвучал ли он?
Кто так кричит, что трепет содроганья
В душе моей рождает этот стон?
5 — Тебе, Творец, поём хвалы, ликуя! —
Раздался смех, и стихло всё кругом,
Но грянул вновь отступник — Аллилуйя! —
И прогремел злой хохот, словно гром.
Вот он бежит — пугливо, без раздумья,
10 С лица рукою пряди отстранив;
Взор исступлён и дико боязлив:
Блуждающий огонь во тьме безумья!
