И надъ неправдою и зломъ
Вновь обличеніемъ не грянешь.
Не разнесется твой призывъ,
10 Рождая гнѣвъ святой и правый,
И тѣхъ смятеньемъ поразивъ,
Кто согрѣшилъ, какъ рабъ лукавый.
О, если бъ въ сумрачные дни
Безвременья и бездорожья,
15 Когда чуть тлѣетъ искра Божья
И гаснутъ прежніе огни;
Когда томитъ духовный голодъ,
А наша мысль—въ власти смутъ,
И тѣ, кто смѣлъ, отзывчивъ, молодъ—
20 Изнемогли подъ гнетомъ путъ;
О, если бы держа скрижали,
Вѣрна завѣтнымъ письменамъ,
Ты, муза мести и печали,
Опять съ высотъ явилась намъ!
25 Какъ былъ бы взоръ твой полонъ муки,
Что за сіянье вкругъ чела!
Какіе пламенные звуки
Изъ лиры ты бы извлекла,
Какой грозой, живящей всходы,
30 Будя въ душѣ восторгъ и гнѣвъ,
Пронесся бъ снова твой напѣвъ,
Какъ дуновеніе свободы!
И над неправдою и злом
Вновь обличением не грянешь.
Не разнесётся твой призыв,
10 Рождая гнев святой и правый,
И тех смятеньем поразив,
Кто согрешил, как раб лукавый.
О, если б в сумрачные дни
Безвременья и бездорожья,
15 Когда чуть тлеет искра Божья
И гаснут прежние огни;
Когда томит духовный голод,
А наша мысль — в власти смут,
И те, кто смел, отзывчив, молод —
20 Изнемогли под гнётом пут;
О, если бы держа скрижали,
Верна заветным письменам,
Ты, муза мести и печали,
Опять с высот явилась нам!
25 Как был бы взор твой полон муки,
Что за сиянье вкруг чела!
Какие пламенные звуки
Из лиры ты бы извлекла,
Какой грозой, живящей всходы,
30 Будя в душе восторг и гнев,
Пронёсся б снова твой напев,
Как дуновение свободы!
