Василькомъ звалась она.
Но жилося ей, бѣдняжкѣ,
10 Сиротливо, словно пташкѣ,
Въ клѣткѣ тѣсной. Князь-отецъ,
Бросивъ сумрачный дворецъ,
На охотѣ за звѣрями
Пропадаетъ съ егерями,
15 И несется изъ лѣсовъ
Гулъ охотничьихъ роговъ.
Или занятъ онъ дѣлами,
Иль воюетъ онъ съ врагами,
А княжна сидитъ одна,
20 Пригорюнясь, у окна.
Всѣ въ странѣ ее любили
И жалѣли, и хвалили;
Съ сердцемъ, полнымъ доброты,
Вида горькой нищеты
25 Василёкъ не выносила,
Ей всего обиднѣй было,
Что она—скупого дочь—
Не могла ничѣмъ помочь
Неимущимъ и увѣчнымъ.
30 Съ сокрушеніемъ сердечнымъ
Видя горе бѣдняковъ—
Сиротъ, вдовъ и стариковъ—
Василёкъ терпѣла муки;
Князь, накапливать спѣша
35 Груды денегъ, ни гроша
Не давалъ бѣдняжкѣ въ руки
И она въ тиши ночной
Горько плакала порой.
Васильком звалась она.
Но жилося ей, бедняжке,
10 Сиротливо, словно пташке,
В клетке тесной. Князь-отец,
Бросив сумрачный дворец,
На охоте за зверями
Пропадает с егерями,
15 И несётся из лесов
Гул охотничьих рогов.
Или занят он делами,
Иль воюет он с врагами,
А княжна сидит одна,
20 Пригорюнясь, у окна.
Все в стране её любили
И жалели, и хвалили;
С сердцем, полным доброты,
Вида горькой нищеты
25 Василёк не выносила,
Ей всего обидней было,
Что она — скупого дочь —
Не могла ничем помочь
Неимущим и увечным.
30 С сокрушением сердечным
Видя горе бедняков —
Си́рот, вдов и стариков —
Василёк терпела муки;
Князь, накапливать спеша
35 Груды денег, ни гроша
Не давал бедняжке в руки
И она в тиши ночной
Горько плакала порой.
