Съ лицомъ, пылающимъ отъ жгучаго стыда—
Ты вѣрно-бъ не нашелъ несчастной оправданья!
Но уничтожить я обязана слѣды
Любви, скрываемой такъ долго передъ свѣтомъ.
Не для себя самой, о, нѣтъ, клянуся въ этомъ,
До мнѣнья общества мнѣ также нѣтъ нужды;
Я не боюсь, чтобъ мужъ узналъ мою измѣну;
Вѣдь жизнь въ глазахъ моихъ теперь теряетъ цѣну
Когда въ могильный мракъ навѣки ты сошелъ,—
А добродѣтели фальшивый ореолъ
Я презираю. Нѣтъ, не лживая супруга
Свой грѣхъ желаетъ скрыть, но—любящая мать!
У ней достало силъ моленья отвергать
Твои о счастіи подъ свѣтлымъ небомъ юга…
Для сына моего должна спасти я честь,
Для сына, спящаго спокойно въ колыбели…
Прости, прости меня!
Отрадна будетъ месть,
Она въ моихъ рукахъ, и я достигну цѣли!
Но что это?
(Съ удивленіемъ).
Зачѣмъ здѣсь лампа зажжена?
А дверь?
(Подбѣгаетъ къ двери въ глубинѣ и отворяетъ ее).
Возможно ли? Открыта, и она?
(Показывая на ящикъ, стоящій на столѣ).
Вотъ въ этомъ ящикѣ съ богатою рѣзьбою
Всегда онъ сохранялъ и письма, и портретъ.
С лицом, пылающим от жгучего стыда —
Ты верно б не нашел несчастной оправданья!
Но уничтожить я обязана следы
Любви, скрываемой так долго перед светом.
Не для себя самой, о, нет, клянуся в этом,
До мненья общества мне также нет нужды;
Я не боюсь, чтоб муж узнал мою измену;
Ведь жизнь в глазах моих теперь теряет цену
Когда в могильный мрак навеки ты сошел, —
А добродетели фальшивый ореол
Я презираю. Нет, не лживая супруга
Свой грех желает скрыть, но — любящая мать!
У ней достало сил моленья отвергать
Твои о счастии под светлым небом юга…
Для сына моего должна спасти я честь,
Для сына, спящего спокойно в колыбели…
Прости, прости меня!
Отрадна будет месть,
Она в моих руках, и я достигну цели!
Но что это?
(С удивлением).
Зачем здесь лампа зажжена?
А дверь?
(Подбегает к двери в глубине и отворяет ее).
Возможно ли? Открыта, и она?
(Показывая на ящик, стоящий на столе).
Вот в этом ящике с богатою резьбою
Всегда он сохранял и письма, и портрет.
