Зажженная рукой друзей христіанина,
Пусть общая намъ скорбь, сливаясь воедино,
Молитвой жаркою достигнетъ до Творца!
Такъ вы хотите?
Да, прошу васъ, дайте руку.
Я недостойна, нѣтъ. Но, облегчая муку
Души моей,—во всемъ покаюсь до конца.
Передъ соперницей своей неумолимой
Молчать я стала бы, но вы съ невыразимой
Глубокой добротой простить готовы мнѣ—
Такъ знайте же: и онъ въ сердечной глубинѣ
Не могъ забыть о васъ; въ минуты увлеченья
Вы были для меня источникомъ мученья,
Будя во мнѣ слѣпой, эгоистичный гнѣвъ
И муки ревности. Я знала о причинѣ
Его холодности. Онъ—странникъ на чужбинѣ—
Любилъ душою васъ, какъ родины напѣвъ…
Тоска по васъ, тоска по брошенной отчизнѣ—
Кто знаетъ?—можетъ быть, его лишила жизни…
Не все-ль равно, кого избралъ поэта взглядъ:
Простую лилію, иль царственную розу,
Когда не можетъ онъ вдыхать ихъ ароматъ,
И смерть надъ нимъ свою исполнила угрозу?
Недосягаемый поэта идеалъ,
Который на землѣ напрасно онъ искалъ—
Зажженная рукой друзей христианина,
Пусть общая нам скорбь, сливаясь воедино,
Молитвой жаркою достигнет до Творца!
Так вы хотите?
Да, прошу вас, дайте руку.
Я недостойна, нет. Но, облегчая муку
Души моей, — во всём покаюсь до конца.
Перед соперницей своей неумолимой
Молчать я стала бы, но вы с невыразимой
Глубокой добротой простить готовы мне —
Так знайте же: и он в сердечной глубине
Не мог забыть о вас; в минуты увлеченья
Вы были для меня источником мученья,
Будя во мне слепой, эгоистичный гнев
И муки ревности. Я знала о причине
Его холодности. Он — странник на чужбине —
Любил душою вас, как родины напев…
Тоска по вас, тоска по брошенной отчизне —
Кто знает? — может быть, его лишила жизни…
Не всё ль равно, кого избрал поэта взгляд:
Простую лилию, иль царственную розу,
Когда не может он вдыхать их аромат,
И смерть над ним свою исполнила угрозу?
Недосягаемый поэта идеал,
Который на земле напрасно он искал —