Она опомнилась… Казалось, будто крикъ
Готовъ сорваться съ устъ… Какой постыдной ложью
30 Ей надо осквернить во храмѣ свой языкъ!
Ужель спасенья нѣтъ? Но взглядъ отца суровый,
Угрозы мачихи… весь ужасъ этихъ дней—
Съ зловѣщей ясностью припомнилися ей,
И замерло въ устахъ рѣшительное слово…
35 Вѣнчанье кончилось. Смѣшалися вокругъ
Улыбки нѣжныя, роскошнѣйшія платья,
Браслеты, вѣера, намеки и объятья
И этотъ поцѣлуй… О, Боже, сколько мукъ!
Она опомнилась… Казалось, будто крик
Готов сорваться с уст… Какой постыдной ложью
30 Ей надо осквернить во храме свой язык!
Ужель спасенья нет? Но взгляд отца суровый,
Угрозы мачехи… весь ужас этих дней —
С зловещей ясностью припомнилися ей,
И замерло в устах решительное слово…
35 Венчанье кончилось. Смешалися вокруг
Улыбки нежные, роскошнейшие платья,
Браслеты, веера, намёки и объятья
И этот поцелуй… О, Боже, сколько мук!
У новобрачныхъ—пиръ горою;
Всѣ пьютъ (кто радъ или не радъ),
И возвышается стѣною
Пустыхъ бутылокъ длинный рядъ.
5 Отъ утомленья быстрымъ танцемъ
Пылаютъ щеки дамъ румянцемъ,—
И молодежь изподтишка
Смѣлѣй нашептываетъ шутки;
А тамъ отъ ловкой прибаутки
10 Хохочетъ, взявшись за бока,
Купецъ сѣдой и сановитый.
Приличья лишнія забыты,
Да и смѣшны они—ей-ей!—
Среди кружка «своихъ людей».
15 Предметомъ общаго вниманья
И шутокъ—блѣдность молодой,
Ея упорное молчанье
У новобрачных — пир горою;
Все пьют (кто рад или не рад),
И возвышается стеною
Пустых бутылок длинный ряд.
5 От утомленья быстрым танцем
Пылают щёки дам румянцем, —
И молодежь исподтишка
Смелей нашёптывает шутки;
А там от ловкой прибаутки
10 Хохочет, взявшись за бока,
Купец седой и сановитый.
Приличья лишние забыты,
Да и смешны они — ей-ей! —
Среди кружка «своих людей».
15 Предметом общего вниманья
И шуток — бледность молодой,
Её упорное молчанье
