Среди степи унылой и песчаной,
Гдѣ жалкая растительность скудна,
Виднѣется—съ глубокой въ сердцѣ раной—
Ростущая особнякомъ сосна.
5 Здѣсь человѣкъ употребилъ насилье:
Вонзилась сталь—и, какъ слеза свѣтла,
Изъ свѣжаго надрѣза въ изобильѣ
Струится внизъ прозрачная смола.
И медленно избытокъ силъ теряя,
10 Стоитъ сосна, какъ раненый боецъ,
Который, постъ опасный охраняя,
Безропотно встрѣчаетъ свой конецъ.
Таковъ поэтъ среди пустыни свѣта:
Чудесный даръ таитъ ревниво онъ,
15 И лишь тогда польется пѣснь поэта,
Когда ударъ глубоко нанесенъ.
Среди степи унылой и песчаной,
Где жалкая растительность скудна,
Виднеется — с глубокой в сердце раной —
Растущая особняком сосна.
5 Здесь человек употребил насилье:
Вонзилась сталь — и, как слеза светла,
Из свежего надреза в изобилье
Струится вниз прозрачная смола.
И медленно избыток сил теряя,
10 Стоит сосна, как раненый боец,
Который, пост опасный охраняя,
Безропотно встречает свой конец.
Таков поэт среди пустыни света:
Чудесный дар таит ревниво он,
15 И лишь тогда польётся песнь поэта,
Когда удар глубоко нанесён.
Я—ласточка; купаюсь прихотливо
На волѣ я въ лазурной вышинѣ,
И гнѣздышко голубки боязливой
Могилою всегда казалось мнѣ.
5 Когда въ лѣсахъ и надъ пустынной нивой
Промчится вихрь осенній въ тишинѣ.—
Черезъ моря направлюсь я къ счастливой,
Безоблачно цвѣтущей сторонѣ.
И здѣсь и тамъ лишь гостьей легкокрылой
10 Являюсь я, и прочнаго гнѣзда
Я не совью нигдѣ и никогда,
Но все, что я покинула—мнѣ мило,
И радостно я изъ иныхъ краевъ
Опять спѣшу подъ тотъ же самый кровъ.
Я — ласточка; купаюсь прихотливо
На воле я в лазурной вышине,
И гнёздышко голубки боязливой
Могилою всегда казалось мне.
5 Когда в лесах и над пустынной нивой
Промчится вихрь осенний в тишине. —
Через моря направлюсь я к счастливой,
Безоблачно цветущей стороне.
И здесь и там лишь гостьей легкокрылой
10 Являюсь я, и прочного гнезда
Я не совью нигде и никогда,
Но всё, что я покинула — мне мило,
И радостно я из иных краёв
Опять спешу под тот же самый кров.
Надменнаго всадника въ каскѣ
Сбивая съ его скакуна,
Съ собой въ изступленіи пляски,
Его увлекаетъ она.
5 Въ тавернѣ гдѣ буйные гости
Гуляютъ и пьютъ на зарѣ,
Она загребаетъ всѣ кости
Въ проигранной ими игрѣ.
Съ собой увлекая къ веселью,
10 Не давъ имъ окончить портретъ—
Онъ живо писцамъ моделью
Нагой предлагаетъ скелетъ.
Изъ рукъ ослабѣвшихъ палитру
Она вырываетъ безъ словъ,
15 Снимаетъ блестящую митру
Съ сѣдыхъ кардинальскихъ головъ.
Бреттера за часъ до пирушки,
Она поражаетъ шутя,
Беретъ у шута погремушки,
20 У матери скорбной—дитя!
Надменного всадника в каске
Сбивая с его скакуна,
С собой в исступлении пляски,
Его увлекает она.
5 В таверне где буйные гости
Гуляют и пьют на заре,
Она загребает все кости
В проигранной ими игре.
С собой увлекая к веселью,
10 Не дав им окончить портрет —
Он живо писцам моделью
Нагой предлагает скелет.
Из рук ослабевших палитру
Она вырывает без слов,
15 Снимает блестящую митру
С седых кардинальских голов.
Бреттёра за час до пирушки,
Она поражает шутя,
Берёт у шута погремушки,
20 У матери скорбной — дитя!
