5 И говоритъ женѣ глава семьи въ волненьѣ:
— Не плачь, жена моя:
Героемъ онъ погибъ, и въ этомъ утѣшенье
Въ печали вижу я!
И говоритъ сестра:—Я жизнь отдать готова,
10 Была бы для того,
Чтобъ онъ когда нибудь, подъ сѣнь родного крова
Вернулся своего.
И тихо молвитъ мать:—О, легче бы кручина
Была въ душѣ моей,
15 Когда бы я могла найти могилу сына,
Чтобъ умереть на ней.—
5 И говорит жене глава семьи в волненье:
— Не плачь, жена моя:
Героем он погиб, и в этом утешенье
В печали вижу я!
И говорит сестра: — Я жизнь отдать готова,
10 Была бы для того,
Чтоб он когда-нибудь, под сень родного крова
Вернулся своего.
И тихо молвит мать: — О, легче бы кручина
Была в душе моей,
15 Когда бы я могла найти могилу сына,
Чтоб умереть на ней. —
1.
Мадонна! страсть моя угаснуть не успѣла,
Она живетъ во мнѣ, пока мнѣ жить дано,
Но ненависть къ себѣ до крайняго предѣла
Въ измученной душѣ достигла ужъ давно.
5 И если я умру—пусть будетъ это тѣло
Подъ безъименною плитой погребено:
Ни слова о любви, которой такъ всецѣло
Владѣть душой моей здѣсь было суждено!
Лучи сочувствія блеснутъ ли благотворно
10 Для сердца, полнаго любовью непритворной,
Которое отъ васъ награды ждетъ давно?
Но если вами гнѣвъ руководитъ упорно—
Оковы столько лѣтъ носимыя покорно—
Быть можетъ, разорветъ въ отчаяньѣ оно.
1
Мадонна! страсть моя угаснуть не успела,
Она живёт во мне, пока мне жить дано,
Но ненависть к себе до крайнего предела
В измученной душе достигла уж давно.
5 И если я умру — пусть будет это тело
Под безымянною плитой погребено:
Ни слова о любви, которой так всецело
Владеть душой моей здесь было суждено!
Лучи сочувствия блеснут ли благотворно
10 Для сердца, полного любовью непритворной,
Которое от вас награды ждёт давно?
Но если вами гнев руководит упорно —
Оковы столько лет носимые покорно —
Быть может, разорвёт в отчаянье оно.
Четырнадцатый годъ томлюсь я мукой страстной
Какъ въ первый день его, такъ и въ послѣдній день.
Отраду мнѣ сулятъ собой напрасно
Дыханье вѣтерка и рощъ зеленыхъ тѣнь.
5 Любовь, съ которою всѣ мысли нераздѣльны,
Владѣетъ мной всецѣло и вполнѣ;
Въ лучахъ любимыхъ глазъ, таящихъ ядъ смертельный,
Сгараю я на медленномъ огнѣ.
Такъ гасну я—невидимо для свѣта,
10 Но только самъ я замѣчаю это
И та, чей дивный взоръ былъ гибелью моей.
Мой духъ готовъ земныя сбросить ткани,
Недолго мнѣ влачить ярмо страданій:
Уходитъ жизнь, и смерть идетъ на смѣну ей.
Четырнадцатый год томлюсь я мукой страстной
Как в первый день его, так и в последний день.
Отраду мне сулят собой напрасно
Дыханье ветерка и рощ зелёных тень.
5 Любовь, с которою все мысли нераздельны,
Владеет мной всецело и вполне;
В лучах любимых глаз, таящих яд смертельный,
Сгораю я на медленном огне.
Так гасну я — невидимо для света,
10 Но только сам я замечаю это
И та, чей дивный взор был гибелью моей.
Мой дух готов земные сбросить ткани,
Недолго мне влачить ярмо страданий:
Уходит жизнь, и смерть идёт на смену ей.
Когда бы свои затаенныя думы
Излить я съумѣлъ въ задушевныхъ стихахъ—
У тѣхъ, что суровы и нравомъ угрюмы,
Я вызвалъ бы жалость въ сердцахъ.
5 Очамъ же, которыми сердце разбито
Вѣрнѣй, чѣмъ ударомъ меча иль копья,
Всегда это сердце бывало открыто,
Хотя и безмолвствовалъ я.
Тутъ было бы каждое слово безплодно—
10 Они проникали мнѣ въ душу свободно,
Какъ солнце сквозь грани стекла;
Когда бы свои затаённые думы
Излить я сумел в задушевных стихах —
У тех, что суровы и нравом угрюмы,
Я вызвал бы жалость в сердцах.
5 Очам же, которыми сердце разбито
Верней, чем ударом меча иль копья,
Всегда это сердце бывало открыто,
Хотя и безмолвствовал я.
Тут было бы каждое слово бесплодно —
10 Они проникали мне в душу свободно,
Как солнце сквозь грани стекла;
