канвѣ избитыхъ общихъ мѣстъ вышиваются старой вылинявшей шерстью узоры мѣщанской тривіальности и глупой сентиментальности: вѣнки изъ крупныхъ розъ, листья зеленые, какъ капуста, цѣлующіеся голубки. Иногда намъ не страшно купить что-нибудь рѣдкое цѣною неловкости, фантастики и преувеличенія.
Иногда дикое намъ нравится больше, чѣмъ плоское. Бодлэръ имѣетъ въ нашихъ глазахъ это преимущество; онъ можетъ быть дуренъ, но никогда не можетъ быть пошлъ. Его недостатки оригинальны, какъ и его достоинства, и даже тамъ, гдѣ онъ не нравится, онъ дѣлаетъ это по своей волѣ, по законамъ особенной эстетики и въ силу продолжительнаго размышленія.
Кончимъ этотъ разборъ, уже нѣсколько затянувшійся, хотя и очень сокращаемый нами, нѣсколькими словами по поводу стихотворенія „Маленькія старушки“, которое такъ поразило Виктора Гюго. Поэтъ, гуляя по улицамъ Парижа, видитъ старушекъ, бредущихъ скромной, печальной походкой, и онъ провожаетъ ихъ, какъ провожаютъ красивыхъ женщинъ, узнавая по старому изношенному кашмиру, тысячу разъ заштопанному, выцвѣтшему, бѣдно облекающему ихъ тощія плечи, по кусочку распустившагося и пожелтѣвшаго кружева, по кольцу—воспоминаніе съ трудомъ оспариваемое у ссудной кассы и готовое соскочить съ исхудалаго пальца блѣдной руки—счастливое и изящное прошлое, жизнь, полную любви и преданности, можетъ быть, слѣды былой красоты, еще ощутимой подъ развалинами убожества и опустошеніями возраста. Онъ оживляетъ всѣ эти дрожащія тѣни, онъ выпрямляетъ ихъ, вновь облекаетъ юношескимъ тѣломъ эти худые скелеты и воскрешаетъ въ этихъ бѣдныхъ увядшихъ сердцахъ прежнія обольщенія. Ничего не можетъ быть смѣшнѣе этихъ Венеръ Père-Lachaise’a и этихъ Ninons изъ Petits-Ménages, проходящихъ съ жалкимъ видомъ передъ взорами вызвавшаго ихъ поэта, подобно процесіямъ тѣней, застигнутыхъ свѣтомъ.
Вопросы метрики, которыми пренебрегаютъ всѣ, кто лишенъ чувства формы—а такихъ очень много въ наше время—по справедливости считались Бодлэромъ очень важными. Теперь нѣтъ ничего обычнѣе, какъ принимать поэтическое(!) за поэзію.(!) Эти вещи ничего не имѣютъ общаго. Фенелонъ, Ж. Ж. Руссо, Бернарденъ
