ным, почти совсем не способным внушать серьезную веру, даже вынужденным уже бороться за собственное существование, — причем заботливые государи стараются помочь ему искусственными возбуждающими средствами, как врач дает умирающему мускус. Но выслушай-ка здесь одно место из Кондорсе (Condorcet, des progrès de l’esprit humain), которое как бы написано для предостережения нашему времени: le zèle religieux des philosophes et des grands n’était qu’une dévotion politique: et toute religion, qu’on se permet de défendre comme une croyance qu’il est utile de laisser au peuple, ne peut plus espérer qu’une agonie plus ou moins prolongée (пис. 5.: „религиозное рвение философов и вельмож было лишь благочестием в политических делах, и всякая религия, которую позволяют себе защищать как верование, какое полезно оставить народу, может рассчитывать уже только на более или менее продолжительную агонию“). — Во всем ходе описанного процесса ты можешь всегда наблюдать, что вера и знание относятся друг к другу, как две чашки весов: по мере того как одна поднимается, другая опускается. Мало того, весы эти настолько чувствительны, что они отмечают даже самые кратковременные влияния: когда, например, в начале этого столетия разбойничьи походы французских орд под предводительством Бонапарта и те великие усилия, каких потребовало потом изгнание и обуздание этих шаек, повлекли за собой временный упадок науки и через это некоторую задержку во всеобщем распространении знаний, церковь тотчас начала вновь поднимать свою голову, и вера немедленно обнаружила новое оживление, которое, правда, соответственно эпохе, отчасти носило лишь поэтический характер. Зато в последовавший затем, более чем тридцатилетний мирный период досуг и благосостояние в удивительной степени способствовали разработке наук и распространению знаний, в результате чего получился указанный упадок религии, грозящий ей полкой гибелью. Возможно даже, что скоро наступит столь часто предвозвещавшийся момент, когда религия расстанется с европейским человечеством, как нянька, в заботах которой уже не нуждается ребенок, получающий теперь в наставники гувернера. Ибо, бесспорно, простые, на авторитет, чудо и откровение опирающиеся религиозные догматы — средство, пригодное лишь для детского возраста человечества, — а всякий согласится, что род, весь возраст которого, по согласному указанию всех физических и исторических данных, равен до сих пор не более как приблизительно стократной жизни шестидесятилетнего человека, еще находится в раннем детстве.
Демофел. О, если бы ты, вместо того чтобы с нескрываемым удовольствием предвозвещать гибель христианства, пожелал принять в соображение, как бесконечно много европейское человечество обязано
