служит здесь целью, и эта философия, если бы тезисы этих господ были верны, конечно, сразу рухнула бы. Но, к счастью, это — утверждения такого рода, которые вызывают не спор, а только презрительный смех: дело в том, что они представляют собою ересь не против кантовской философии, а прежде всего против здравого человеческого смысла, и нападение в данном случае делается не столько на известный философский догмат, сколько на истину a priori, которая, как такая, составляет самый разум человека и потому для всякого, кто находится в здравом уме, мгновенно выступает во всей своей очевидности как 2×2=4. Приведите ко мне мужика от сохи, растолкуйте ему, в чем дело, и он скажет вам, что исчезни все предметы на небе и на земле, пространство все-таки останется, и прекратись все изменения на небе и на земле, время не перестанет идти. Как достоин уважения в сравнении с этими немецкими горе-философами французский физик Пуилье, который, не печалясь о метафизике, не забывает однако включить в первую же главу своего общеизвестного, положенного во Франции в основу официального преподавания, учебника физики два обстоятельных параграфа, — один о пространстве (de l’space) и другой о времени (du temps), где он объясняет, что если бы вся материя исчезла, пространство все-таки осталось бы и что оно бесконечно, и что если бы всякие изменения прекратились, время продолжало бы идти своим чередом без конца. При этом он не ссылается, как во всех других местах своей книга, на опыт, потому что в данном случае последний не возможен, — и тем не менее Пуилье говорит с аподиктической уверенностью. Ему, как физику, наука которого безусловно-имманентна, т. е. ограничена эмпирически данною реальностью, — ему и в голову не приходит спросить, откуда он все это знает. Канту это пришло в голову, и как раз эта проблема, которую он облек в строгую форму вопроса о возможности синтетических суждений a priori, стала исходной точкой и краеугольным камнем его бессмертных открытий, т. е. трансцендентальной философии, которая, отвечая на данный вопрос и сродные ему, тем самым показывает, как обстоит дело с упомянутой эмпирической реальностью[1].
- ↑ Уже Ньютон, в схолии к восьмому из определений, находящихся во главе его „Principia”, совершенно правильно отличает абсолютное, т. е. пустое время от наполненного, или относительного, равно как и абсолютное пространство от относительного. Он говорит (стр. 11): „Я не даю определений времени, пространства, места, движения, потому что все это очень известно каждому. Следует заметить,
