без дальних слов на ветер и сделать вид, будто ничего и не случилось?
Но переживаемое теперь одичание и грубость в философии, где всякий публикует все, что ни взбредет ему в голову о вещах, которыми занимались величайшие умы, — это состояние является результатом еще и того, что с помощью профессоров философии наглый и бессмысленный бумагомарака, Гегель, осмеливался нести на рынок самые чудовищные измышления и, благодаря им, в продолжение 30 лет слыл в Германии за величайшего из всех философов. Вот с тех пор каждый и воображает, что он может смело выкладывать всякий вздор, какой придет ему в его воробьиную голову.
Итак, прежде всего, как сказано выше, господа представители «философского ремесла» стараются предать философию Канта забвению для того, чтобы им можно было снова повернуть в заплесневевший канал старого догматизма и сочинять вздорные побасенки о препорученных им излюбленных материях, — как будто бы ничего не случилось и никогда на свете не было никакого Канта, никакой критической философии[1]. Отсюда проистекает и замечаемое в последние годы аффектированное почитание и восхваление Лейбница, которого эти господа охотно ставят наряду с Кантом и даже превозносят над ним, — иногда достаточно наглые для того, чтобы называть Лейбница величайшим из всех немецких философов. Но Лейбниц, в сравнении с Кантом, — до жалости незначительное светило. Кант — великий дух, которому человечество обязано незабвенными истинами; и к заслугам его относится и то, что он навсегда избавил мир от Лейбница и от его хитроумных фокусов вроде предустановленных гармоний, монад и «identitas indiscernibilium». Кант ввел в философию серьезность, и я поддерживаю ее. Что эти господа думают иначе, легко объяснимо: на то у Лейбница и есть центральная монада, да еще и теодицея, для ее вящего подкрепления. Это моим представителям «философского ремесла» как раз на руку: при таких условиях человеку и прожить можно, и честно прокормиться. От вещей же, подобных кантовской «Критике всякой спекулятивной теологии», волосы дыбом становятся. Значит, Кант — упрямая голова, и церемониться с ним нечего. Да здравствует Лейбниц! Да здравствует философское
- ↑ Ведь это именно Кант раскрыл ужасающую истину, что философия должна представлять собою нечто совсем отличное от иудейской мифологии.
Прибавление к 3-му изданию.
