все-таки продолжает падать на его творца, которого тщетно силится оправдать здесь Скот Эригена, как раньше силился Августин.
Наоборот, если признать существо морально свободным, то оно не может быть создано, а должно обладать самочинностью, т. е. быть изначальным, существующим по собственной исконной силе и полномочию, и оно не допускает сведения к какому-нибудь другому существу. Тогда его бытие — его собственный творческий акт, развивающийся и распространяющийся во времени, но обнаруживающий определенную раз навсегда природу этого существа, которая однако есть его собственное дело и ответственность за все проявления которой лежит, поэтому, на нем самом. Если, далее, существо ответственно за свои поступки, если, следовательно, оно вменяемо, — то оно должно быть свободным. Таким образом, из ответственности и вменяемости, о которых свидетельствует наша совесть, вполне несомненно следует, что воля свободна, а отсюда в свою очередь — что она есть само изначальное, т. е. что не только поведение, но уже бытие и сущность человека есть его собственное дело. Относительно всего этого я отсылаю к своей статье о свободе воли, где вопрос этот подвергнут подробному и неопровержимому анализу, — потому-то профессора философии и постарались упорнейшим молчанием затереть это премированное конкурсное сочинение. Вина за грехи и зло во всяком случае падает с природы на ее создателя. Если, теперь, последний — это сама воля, обнаруживающаяся во всех ее явлениях, то виновный найден; если же это — Бог, то авторство греха и зла противоречит его божественности.
При чтении Дионисия Ареопагита, на которого так часто ссылается Эригена, я открыл, что этот автор всецело был его образцом. Как пантеизм Эригены, так и его теория дурного и злого, содержится в главных чертах уже у Дионисия, — но, конечно, у последнего лишь намечено то, что Эригена развил, смело высказал и с жаром изложил. У Эригены бесконечно больше ума, чем у Дионисия: Дионисий дал ему лишь материал и направление исследований и таким образом в огромной степени облегчил его задачу. Что Дионисий подложен, это совсем не идет к делу: все равно, как ни назывался составитель книги „О божественных именах“. Так как он жил, вероятно, в Александрии, то мне кажется, что он каким-нибудь иным, неизвестным для нас путем послужил также каналом, через который могла дойти до Эригены частица индийской мудрости: именно, как заметил Кольбрук в своей статье о философии индусов (в его Различных опытах, т. I, стр. 244), положение III Карики Капилы встречается у Эригены.
