ства вещей природы, ειδη — вот что продолжает существовать при всякой перемене, и чему, поэтому, присуща реальность более высокого порядка, чем реальность индивидуумов, у которых они (эти формы и свойства) обнаруживаются. Напротив, простые, не допускающие наглядной оболочки абстракции не могут притязать на это: что, например, реального у таких понятий, как „отношение, различие, обособление, вред, неопределенность“ и т. д. и т. д.?
Бросается в глаза известное сродство или по крайней мере параллелизм противоположностей, если сопоставить Платона с Аристотелем, Августина с Пелагием, реалистов с номиналистами. Можно бы утверждать, что здесь некоторым образом проявилось полярное раздвоение человеческого способа мышления, — раздвоение, которое, — что̀ чрезвычайно замечательно, — сказалось впервые и всего решительнее у двух истинно великих мужей, живших одновременно и друг возле друга.
В ином и точнее определенном смысле, чем только что отмеченный, выступил явною и намеренной противоположностью к Аристотелю Бэкон Веруламский. Именно, тот прежде всего основательно анализировал правильный метод для перехода от всеобщих истин к частным, т. е. путь сверху вниз: это — силлогистика, Organum Aristotelis. Бэкон, напротив, показал путь снизу вверх, разобрав метод для перехода от частных истин ко всеобщим: это — индукция, в противоположность дедукции, и изложение ее есть novum organum, — выражение, избранное в контраст к Аристотелю и долженствующее означать: „совершенно другая манера приниматься за дело“. Заблуждение Аристотеля, и еще гораздо больше аристотелевцев, состояло в предположении, что они собственно обладают уже всею истиной, что последняя заключена именно в их аксиомах, т. е. в известных априорных или считающихся такими положениях, и что для получения частных истин нужно только выведение из этих аксиом. Пример такого выведения давали аристотелевские книги „О небе“. Бэкон, напротив, справедливо показал, что аксиомы эти вовсе не имеют такого содержания, что истина содержится вовсе еще не в современной системе человеческого знания, а скорее вне ее, и поэтому не может быть из нее добыта, но должна еще быть привнесена туда, и что, следовательно, сначала надо еще путем индукции получить всеобщие и истинные положения с обширным и богатым содержанием.
