опыта при пользовании рассудком; что, следовательно, их значение простирается лишь на возможный и нуждающийся в посредничестве чувств опыт, тогда как сами они имеют своим единственным назначением порождать в нас этот опыт вместе с его закономерным ходом, вослед за возбужденным чувственным ощущением; что понятия эти, таким образом, сами по себе бессодержательны, ожидают всего своего материала и значения исключительно от чувственности, для того чтобы вместе с нею воспроизвести потом опыт, независимо же от нее лишены всякого содержания и значения, имея силу лишь при предположении зиждущейся на чувственном ощущении интуиции и непременно относясь к ней. А отсюда следует, что они не могут быть проводниками в область, находящуюся вне всякой возможности опыта, а отсюда, далее, — что метафизика, как наука о том, что лежит по ту сторону природы, т. е. именно вне возможности опыта, невозможна.
Но коль скоро, таким образом, одна составная часть опыта, именно общая, формальная и закономерная, познаваема a priori и потому опирается на существенные и закономерные функции нашего собственного интеллекта; другая же, именно частная, материальная и случайная, возникает из чувственного ощущения, — то, значит, обе они субъективного происхождения. Отсюда следует, что весь опыт, вместе с миром, который в нем возникает для нас, — просто явление, т. е. существует прежде всего и непосредственно лишь для познающего его субъекта. Но это явление все же указывает на какую-то лежащую в его основе вещь в себе, которая однако как такая абсолютно непознаваема. — Вот каковы отрицательные результаты кантовской философии.
Здесь я должен упомянуть, что Кант как бы предполагает, будто мы существа — только познающие и потому не имеем решительно никаких данных, кроме представлений. Между тем, мы ведь несомненно обладаем еще другим данным — волею в нас, toto genere отличной от представления. Правда, он и ее принял в соображение, но не в теоретической, а лишь в своей, совершенно от нее обособленной, практической философии, — принял единственно для того только, чтобы установить факт чисто моральной значительности нашего поведения и обосновать на нем моральное вероучение, — в противовес теоретическому неведению, а следовательно и невозможности всякого богословия, на которую мы, согласно вышеизложенному, обречены.
Кантовская философия характеризуется также, в отличие от всех остальных и даже в противоположность им, как трансцендентальная философия, точнее же как трансцендентальный идеализм. Выражение „трансцендентный“ имеет не математическое, а философское происхождение, так как оно было в ходу уже у схола-
