ским аргументом и прямо на это указывает. Онтологическое доказательство подробно рассмотрено и оценено во 2-м издании моего трактата о четверояком корне закона достаточного основания, § 7, — куда я и отсылаю читателя.
Нет сомнения, оба теологические доказательства поддерживают друг друга, — но от этого они все-таки не делаются устойчивыми. Космологический аргумент имеет то преимущество, что отдает отчет, каким образом он пришел к понятию Бога, которое он и делает правдоподобным с помощью своего адъюнкта — доказательства физикотеологического. Доказательство же онтологическое совсем не может указать, как оно дошло до своего понятия о всереальнейшем существе, так что оно или ссылается на врожденность этого понятия, или заимствует его от космологического доказательства и старается затем отстоять его с помощью высокопарных фраз о существе, которое не может быть мыслимо иначе как существующим, бытие которого содержится уже в его понятии и т. д. Тем не менее, нельзя будет отказать изобретению онтологического доказательства в остроумии и тонкости, если мы примем в расчет следующее. Чтобы объяснить какое-нибудь данное существование, мы указываем его причину, по отношению к которой оно представляется тогда необходимым: в этом и заключается объяснение. Но этот путь, как уже достаточно показано, ведет к regressum in infinitum и потому никогда не может окончиться чем-либо последним, что̀ служило бы основным объяснительным принципом. Но иначе обстояло бы дело, если бы действительно существование какого-нибудь существа можно было вывести из его сущности, т. е. из одного его понятия или его определения. Ведь тогда оно было бы познано как необходимое, что̀, как и везде, означает здесь только: „следующее из своего основания“, не будучи при этом связано с чем-либо иным кроме своего собственного понятия, т. е. его необходимость не была бы чисто-преходящей и мимолетной, иными словами — такой, которая сама в свою очередь обусловлена и потому ведет к бесконечным рядам, как это всегда бывает с причинной необходимостью. Напротив, в этом случае простое основание познания превратилось бы в реальное основание, т. е. в причину, и таким образом дало бы отлично пригодную, теперь уже последнюю и оттого неподвижную точку прикрепления для всех причинных рядов: мы имели бы, следовательно, тогда то, что нам нужно. Но мы видели выше, что все это — иллюзия, и поистине можно думать, будто Аристотель хотел уже предотвратить такую софистику, сказав: το δε ειναι ουκ ουσια ουδενι (бытие не есть сущность чего бы то ни было, Analyt. post., II, 7). Невзирая на то, сначала Ансельм Кентерберийский проложил дорогу к такого рода
