нужно выставлять за истину sensu proprio. А через это, благодаря все более широкому распространению всякого рода исторических, физических и даже философских сведений, число людей, которых она не может уже удовлетворять, все более и более увеличивается, и люди эти все сильнее начинают стремиться к истине sensu proprio. Но что же может предложить тогда, в ответ на это требование, такая восседающая на кафедре марионетка, nervis alienis mobile? К чему послужат здесь патентованная бабья философия или пустые словопостроения, или затемняющий самые обыкновенные и понятные истины набор вычурных фраз, ничего не говорящий, или наконец гегелевская абсолютная бессмыслица? — А с другой стороны, если бы тогда действительно явился из пустыни честный Иоанн и, одетый в звериную шкуру и питаясь акридами, остался в стороне от всего этого безобразия и тем временем с чистым сердцем и полной серьезносью предался исследованию истины и предложил его плоды, — какого приема мог бы он ожидать со стороны этих промышленников кафедры, которые наняты с политическими целями и которым приходится жить на счет философии вместе с женами и детьми, так что лозунгом их служит primum vivere, deinde philosophari? Ведь они овладели рынком и позаботились уже о том, чтобы там ничего не имело ходу, кроме допущенного ими, т. е. чтобы существовали лишь те заслуги, какие будет угодно признать их посредственности? Они держат на привязи внимание и без того немногочисленного контингента лиц, интересующихся философией; ведь последние не станут, конечно, даром тратить свое время, труд и старание на вещи, которые обещают не развлечение, как поэтические произведения, а поучение, и притом поучение в материальном отношении бесплодное: им надо получить сначала полную гарантию того, что и эти занятия будут щедро вознаграждены. А такой гарантии эти люди, согласно своей унаследованной вере, что кто живет каким-нибудь делом, тот в нем и смыслит, — такой гарантии они ждут от специалистов, которые к тому же, выступая на кафедрах и в компендиях, журналах и литературных газетах, ведут себя с самоуверенностью истинных знатоков дела: им, поэтому, и предоставляют первым отведывать и отыскивать то, что́ достойно внимания и что — нет. О, как достанется тебе, бедный мой Иоанн из пустыни, если, как надо ожидать, приносимое тобою не соответствует молчаливому соглашению господ представителей доходной философии! Они будут смотреть на тебя, как на человека, не уловившего смысла игры и потому угрожающего ее испортить, — т. е. как на общего своего врага и супостата. Пусть твое учение будет величайшим шедевром человеческого ума, — у них оно все-таки не может снискать себе благоволения. Ведь оно не составлено ad normam conventionis, — следовательно, они не мо-
