детельствующий, что его обладатель принадлежность к мужскому полу, общую нам с животными, предпочитает принадлежности к человеческому роду: прежде всего хотят быть мужчиной, mas, и лишь потом — человеком. Бритье бороды во все высокоразвитые эпохи и во всех странах возникло из верного чувства этой противоположности, в силу которого является желание прежде всего быть человеком, как бы некоторым человеком in abstracto, с пренебрежением к животному половому различию. Напротив, длинная борода всегда сопутствовала варварству, о котором напоминает уже самое название ее (barba). Вот почему борода процветала в средние века, в это тысячелетие грубости и невежества, — одежде и архитектуре которого стремятся подражать наши благородные представители Jetztzeit[1]. Но не заставит себя ждать и дальнейшее, косвенное последствие этой измены перед философией: презрение к нации со стороны соседей и презрение к эпохе со стороны потомства. Ибо что посеешь, то и пожнешь, и даром ничего не проходит.
Выше я говорил о могущественном влиянии духовной пищи на эпоху. Влияние это зависит от того, что ею определяется как материал, так и форма мышления. Вот почему чрезвычайно много значит, что именно возбуждает похвалу и потому читается. Ибо мыслить совместно с истинно-великим умом, — это укрепляет наш собственный ум, намечает для него правильное развитие, даст ему надлежащий ход, это действует подобно руке учителя чистописания, водящей руку ребенка. Напротив, мыслить совместно с людьми, имеющими в виду одну только внешность, т. е. обман читателя, с людьми вроде Фихте, Шеллинга и Гегеля, — это в такой же мере портит голову; не менее вредно мыслить совместно с извращенными головами, — иначе
- ↑ Борода, говорят, естественна у человека: конечно, так, и потому-то она вполне приличествует человеку в естественном состоянии; но в такой же мере для человека в цивилизованном состоянии естественно бриться, — это показывает, что животная грубая сила, заметным признаком которой непосредственно служит свойственная мужскому полу растительность, должна была уступить место закону, порядку и культуре.
Борода увеличивает и выдвигает животную часть лица: вот почему она придает ему такой удивительно зверский вид: посмотрите-ка на бородатого человека в профиль, когда он ест! — Иные хотят выдать бороду за украшение. Это украшение вот уже 200 лет привыкли видеть лишь у евреев, казаков, капуцин, арестантов и разбойников. — Свирепость и дикость, сообщаемые физиономии бородой, зависят от того, что сравнительно безжизненная масса занимает половину лица, — притом половину, выражающую моральную сторону человека. К тому же, всякая волосатость имеет животный характер. Бриться, это — признак высокой цивилизации. Полиция, сверх того, уже потому вправе запрещать ношение бород, что они являются полумасками, под которыми трудно воспризнать ее обладателя, — оттого они и благоприятствуют всякому бесчинству.
