Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. III (1910).pdf/307

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 158 —

произведения Канта, полагающие начало новой мировой эпохе в философии, могли быть вытеснены пустозвонной болтовней какого-нибудь Фихте, которую в скором времени тоже вытеснили подобные ему господа. Этого никогда не могло бы случиться перед лицом истинно философской публики, т. е. такой, которая ищет философии просто ради нее самой, без всякой задней мысли, — следовательно, перед лицом такой публики, которая, разумеется, во все времена крайне немногочисленна и состоит из людей, действительно мыслящих и серьезно проникнутых загадочностью нашего бытия. Только благодаря университетам, перед публикой из студентов, доверчиво принимающих все, что угодно сказать господину профессору, стал возможен весь тот скандал, какой совершается в философии за эти последние 50 лет. Основная ошибка состоит здесь в том, что университеты и в делах философии присваивают себе авторитетное слово и решающий голос, какие несомненно принадлежат трем высшим факультетам, каждому в своей области. Между тем, упускают из виду то, что в философии, как науке, которая еще только должна быть найдена, дело обстоит иначе, — равно как и то, что при замещении философских кафедр должно принимать в расчет не одни способности кандидатов, как в других случаях, но еще более того — их тенденции. Вот студент думает, что подобно тому как профессор теологии вполне владеет своей догматикой, профессор-юрист своими пандектами, медик своей патологией, — так и высочайше назначенный профессор метафизики должен иметь последнюю в своей полной власти. Поэтому он с детским доверием идет на его лекции, и так как в аудитории он находит человека, который, с видом спокойного превосходства, критикует сверху вниз всех предшествовавших философов, то он и не сомневается, что пришел именно туда, куда следует, и с такою верой усваивает всю бьющую здесь ключом мудрость, как если бы он сидел перед треножником Пифии. Естественно, что с тех пор для него не существует уже никакой иной философии, кроме философии его профессора. Истинных философов, учителей столетий, учителей тысячелетий, которые однако в книжных шкафах молча и серьезно дожидаются тех, кто пожелает к ним обратиться, он оставляет не читанными, как устарелых и опровергнутых: подобно своему профессору, он их „превзошел“. Зато он покупает ко всякой ярмарке поспевающие духовные чада своего профессора, и этим-то и объясняется, что они большей частью выдерживают по нескольку изданий. Ведь и после университетских лет каждый сохраняет обыкновенно доверчивую приверженность к своему профессору, умственное направление которого он рано восприял и с манерой которого он освоился. Отсюда подобного рода философские