для чего существуем: in majorem Dei gloriam существуем мы. Всякий профессор философии, одинаково с Генрихом VIII, — defensor fidei и видит в этом свое первое призвание. Отсюда, после того как Кант настолько подорвал основу всех возможных доказательств рационалистической теологии, что с тех пор никто уже не хотел ими заниматься, — философская деятельность, вот уже пятьдесят лет, направилась на всякого рода попытки тихим манером вернуть теологию, и философские сочинения большею частью представляют собою не что иное, как бесплодные стремления оживить бездушный труп. По этой-то причине, например, господа представители прибыльной философии открыли в человеке богосознание, которое дотоле ускользало от мира, и, ободряемые своей взаимной поддержкой и невинностью своей ближайшей публики, смело и отважно жонглируют им направо и налево, чем в конце концов они провели даже честных голландцев Лейденского университета, так что те, приняв извороты профессоров философии за действительные успехи науки, простодушно объявили 15 февраля 1844 г. такую тему на премию: quid statuendum de Sensu Dei, qui dicitur, menti humanae indito и т. д. Благодаря такому „богосознанию“ оказалось бы, что то, над доказательством чего усиленно трудились все философы, вплоть до Канта, есть нечто непосредственно сознаваемое. Но какими простаками, значит, являются все те прежние философы, которые всю свою жизнь неутомимо отыскивали доказательства тому, что мы, оказывается, прямо сознаем, иными словами — что известно нам еще непосредственнее, чем положение „дважды два четыре“, которое все-таки требует уже рассуждения. Доказывать что-нибудь подобное, ведь это равносильно тому, как если бы кто захотел доказать, что глаза видят, уши слышат, а нос обоняет. И каким неразумным стадом являются, таким образом, приверженцы значительнейшей, по числу своих последователей, религии на земле — буддисты, религиозное рвение которых так велико, что в Тибете почти шестая часть населения принадлежит к духовному сословию и оттого обречено на безбрачие, и вероучение которых, заключая в себе и поддерживая в высшей степени чистую, возвышенную, любвеобильную, даже строго-аскетическую мораль (не забывшую и животных), тем не менее не только отличается решительным атеизмом, но даже прямо отвергает теизм. В самом деле, личность — это феномен, который известен нам только из нашей животной природы и потому, обособленный от нее, не может уже отчетливо мыслиться: делать же его источником и принципом мира, — это не у каждого сразу вмещается в голове, — не говоря уже о том, чтобы он, этот феномен, уже с самого начала в каждом коренился и жил. Безличный же абсолют, это — просто увертка профессоров философии, contra-
