нет, а который только был. И по отношению к памяти мы тоже находимся иногда в сомнении, снились ли нам те или другие незначительные факты или они действительно произошли; если же кто-нибудь сомневается в том, случилась ли известная вещь, или он только вообразил себе это, то он навлекает на себя подозрение в безумии. Все это доказывает, что сновидение — очень своеобразная функция нашего мозга, совершенно отличная от простого воображения и его пережевывания. И Аристотель говорит: το ενυπνιον εστιν αισϑημα, τροπον τινα („сновидение некоторым образом есть чувство“. О сне и бодрствовании, гл. 2). Он делает также верное и тонкое замечание, что мы еще и в самом сновидении, с помощью фантазии, представляем себе отсутствующие вещи. А отсюда надо заключить, что во время сна фантазия продолжает быть в нашем распоряжении, — следовательно, она сама не есть среда, или орган сновидения.
С другой стороны, сновидение имеет бесспорное сходство с безумием. Именно, что́ главным образом отличает сознание во сне от сознания в бодрствующем состоянии, это — отсутствие памяти, или, скорее, связующего, обдуманного воспоминания о прошлом. Мы снимся себе в удивительных, прямо невозможных положениях и обстоятельствах, и при этом нам не приходит в голову поразмыслить об их отношении к отсутствующему и о причинах их возникновения; мы совершаем несообразные поступки, так как не держим в памяти того, что служит для них препятствием. Давно умершие продолжают фигурировать в наших сновидениях как живые, ибо мы не помним во сне, что они умерли. Часто мы видим себя опять в обстановке нашей ранней молодости, среди окружавших нас тогда людей, — все по-старому: ибо нами забыты все наступившие с тех пор перемены и метаморфозы. Отсюда несомненно, по-видимому, что во сне, сохраняя деятельность всех духовных сил, только памятью мы не располагаем как следует. Этим-то именно и объясняется сходство сновидения с безумием, которое, как я это доказал (Мир как в. и пр., т. I, § 36 и т. 2, гл. 82), в своей сущности сводится к известному расстройству способности воспоминания. С такой точки зрения, сновидение можно назвать коротким безумием, а безумие — долгим сном. В ообщем, следовательно, во сне интуиция наличной реальности вполне совершенна, даже вплоть до мелочей; напротив, наш кругозор в нем очень ограничен тем, что сознание лишь в малой мере охватывает все отсутствующее и прошедшее, даже вымышленное.
Подобно тому как всякое изменение в реальном мире непременно происходит лишь вследствие какого-нибудь другого, предшествовавшего ему изменения, своей причины, так и появление всех вообще мыслей
