Adaemonistae почти с таким же pio horrore, как еще теперь — Atheistae. Вместе с тем, как напр. у К. Ф. Романа в Schediasma polemicum, an dentur spectra, magi et sagae, Лейп. 1703, привидения уже с самого начала определялись как „внешние явления и устрашения дьявола, в которых он принимает на себя тело или иное что действующее на чувства, чтобы пугать людей“. С этим же, быть может, связано и то, что процессы ведьм, предполагающие, как известно, сношение с дьяволом, гораздо чаще были у протестантов, чем у католиков. — Однако, по сказанному выше, если оставить в стороне подобные мифологические воззрения, априорное отрицание возможности действительного явления умерших может основываться только на убеждении, что после смерти человеческое существо превращается в совершенное ничто. В самом деле, коль скоро такого убеждения нет, нельзя понять, почему существо, все же как-нибудь да существующее, не могло бы так или иначе проявлять себя и воздействовать на другое существо, хотя и находящееся в ином состоянии. Поэтому, столь же последовательны, сколько и наивны слова Лукиана, когда он, рассказав, как Демокрит ни на минуту не позволил ввести себя в заблуждение с помощью наряженной духом фигуры, долженствовавшей испугать его, прибавляет: οὑτω βεβαιως επιστευε, μηδεν εινα ταςιψυχας ετι, εξω γενομενας των σωμκτων („до такой степени он был убежден, что души, отделившиеся от тела, есть уже ничто“, Филопс., 32). Если же в человеке, сверх материи, есть еще нечто неразрушимое, то a priori, по крайней мере, нельзя усмотреть, почему то, что вызвало удивительный феномен жизни, по ее окончании должно быть совершенно неспособно к какому-либо воздействию на тех, кто еще продолжает жить. Таким образом, вопрос можно было бы решить только a posteriori, путем опыта. А это тем труднее, что, помимо всяких намеренных и ненамеренных обманов со стороны рассказчиков, даже действительное видение, в котором представляется умерший, вполне может принадлежать к одному из выше перечисленных мною восьми разрядов: быть может, дело и всегда обстоит именно таким образом. Мало того, даже в том случае, когда такое явление открыло вещи, которых никто не мог знать, — и тогда, по данному в конце номера 7 разъяснению, это, быть может, надо все-таки толковать как форму, какую приняло здесь откровение самопроизвольного сомнамбулического ясновидения, — хотя появление его в бодрственном состоянии или даже только в виде законченного воспоминания из сомнамбулического состояния не может быть доказано наверное, так что подобного рода откровения, насколько мне известно, всегда приходят лишь путем сновидений. Могут быть однако обстоятельства, исключающие и такое толкование. Поэтому, в настоящее время, когда вещи этого рода встречаются гораздо более беспристрастно, чем когда-либо, а следовательно, и сме-
