метафизической сущностью, в силу которой она неразрушима смертью; интеллект же, как функция телесного органа, имеет чисто физическую природу и погибает вместе с этим органом. Вот почему характер и способ, каким умерший может еще давать о себе знать живущим, чтобы согласно этому действовать на них, в высшей степени проблематичен. Не менее проблематичен и способ самого этого действия: ведь вместе с телесностью утрачиваются все обычные, т. е. физические, средства воздействия на других, как и вообще на материальный мир. Если мы все-таки хотим признать некоторую истинность за фактами, рассказанными и удостоверенными со столь многих и различных сторон, — фактами, которые решительно указывают на объективное воздействие умерших, то нам придется объяснять себе дело так, что в подобных случаях воля умершего все еще продолжает быть страстно направленной на земные обстоятельства и вот, за недостатком всех физических средств для воздействия на них, прибегает теперь к магической силе, принадлежащей ей в ее первоначальной, т. е. метафизической природе, следовательно, по смерти, как и при жизни, — силе, которой я коснулся выше и мысли о которой подробнее изложены в моей „Воле в природе“, под заголовком „Животный магнетизм и магия“. Итак, разве только благодаря этой магической силе, могла бы она (воля) даже и теперь еще производить то, что потенциально было возможно для нее и при жизни, именно действительное actionem in distans без телесной помощи, и потому воздействовать на других прямо, без всякого физического посредства, аффицируя их организм таким способом, чтобы их мозгу наглядно представлялись образы, какие обыкновенно вырабатываются им вследствие внешнего воздействия на органы чувств. Мало того, так как воздействие это мыслимо лишь как магическое, т. е. осуществляемое лишь через внутреннюю, во всем тождественную сущность вещей, следовательно — через naturam naturantem, то мы могли бы, пожалуй, если бы этим только можно было спасти честь почтенных свидетелей, решиться еще на опасный шаг, — именно, не ограничивая этого воздействия человеческими организмами, не согласиться с полной и безусловной невозможностью его также и для неодушевленных, т. е. неорганических, тел, которые, оказалось бы, способны приходить от него в движение: иначе нам придется прямо обвинить во лжи некоторые хорошо удостоверенные истории, вроде случая с гофратом Ганом в „Префорстской ясновидящей“: этот случай вовсе не стоит особняком, и можно указать кое-какие вполне ему подобные данные в более старых сочинениях и даже в новейших известиях. Конечно, здесь мы находимся на границе с абсурдом: ибо даже магический способ действия, поскольку он получает себе законное удостоверение в животном магнетизме, предлагает до сих пор для такого действия разве только
