не обнаруживающие в иных отношениях никакой особенной проницательности, оказываются превосходными математиками в чужих личных делах, где они, с помощью единственной данной величины, решают самые запутанные задачи. Так, когда мы рассказываем им о каком-нибудь случившемся раньше происшествии, опуская все имена и иного рода указания на определенных лиц, то надлежит остерегаться, чтобы при этом не было упомянуто какое-нибудь вполне положительное и индивидуальное обстоятельство, сколь бы ничтожно оно ни было, как, например, обозначение места или времени, имя какого-нибудь второстепенного лица, либо иное что, только бы оно находилось в непосредственной связи с этими данными: ибо тогда в руках у собеседников немедленно окажется положительная величина, с помощью которой их алгебраическая проницательность откроет все остальное. В самом деле: возбуждающее влияние любопытства настолько здесь велико, что, в силу его, воля пришпоривает интеллект, который начинает от этого энергично работать вплоть до достижения самых отдаленных результатов. Ибо насколько люди невосприимчивы и равнодушны по отношению ко всеобщим истинам, настолько же падки они на истины индивидуальные.
Сообразно всему этому мы и видим, что молчаливость самым настоятельным образом и с помощью самых разнообразных аргументов рекомендовалась всеми наставниками житейской мудрости: поэтому я могу ограничиться сказанным. Прибавлю еще только две-три арабских максимы, которые особенно удачны и мало известны. „Чего не должен знать твой враг, того не говори своему другу“. — „Если я скрою свою тайну, она — моя пленница; если я ее выпущу, я — ее пленник“. — „На древе молчания растет его плод — мир“.
43) Никакие деньги не бывают помещены выгоднее, чем те, которые мы позволили отнять у себя обманным образом: ибо на них мы непосредственно приобретаем благоразумие.
44) Надо, если возможно, ни к кому не питать неприязни, но хорошенько подмечать и держать в памяти procédés каждого человека, чтобы по ним установить его ценность, по крайней мере — для нас, и сообразно тому регулировать наше по отношению к нему обращение и поведение, — постоянно сохраняя убеждение в неизменяемости характера: забыть когда-нибудь дурную черту в человеке — это все равно, что бросить с трудом добытые деньги. — А это правило ограждает нас от глупой доверчивости и глупой дружбы.
„Ни любить ни ненавидеть“, в этом половина всей житейской мудрости; „ничего не говорить и ничему не доверять“ — другая ее половина. Но, само собою разумеется, охотно повернешься спиною к миру, для которого нужны правила, подобные этому и двум последующим.
