В основании всех наших познаний и наук всегда лежит необъяснимое. Поэтому всякое объяснение возвращается к нему через большее или меньшее число промежуточных звеньев, подобно тому как лот, опущенный в море, на большей или на меньшей глубине, должен во всяком случае напоследок достать до дна. Это необъяснимое начало — удел метафизики.
Почти всех людей никогда не оставляет непрерывное сознание себя таким-то или таким-то человеком (τις ανϑρωπος), со всеми вытекающими отсюда короллариями; но что они являют собою вообще человека (ὁ ανϑρωπος) и какие отсюда следуют королларии, — редко кому приходит в голову; между тем именно последнее наиболее важно. Немногие люди, которым более по душе второе положение, чем первое, — философы. Направление же других обусловливается тем, что они, вообще, усматривают в вещах неизменно лишь частное и индивидуальное, а не общее. Только одаренные люди все более и более, сообразно со степенью своего превосходства, усматривают в отдельных вещах общее. Это важное различие до такой степени проникает всю способность познания, что распространяется на созерцание самых будничных предметов; оттого даже последнее у выдающихся умов иное, чем у заурядных. Эта способность уловлять общее в каждом единичном явлении совпадает с тем, что̀ я назвал чистым, безвольным субъектом познания и установил, как субъективный коррелят платоновской идеи; ибо познание может оставаться безвольным, лишь будучи направлено на общее, — в единичных же вещах, напротив, заложены объекты воления; оттого-то и познание животных строго
