свой драматический талант, имел обыкновение изрекать с глубочайшей серьезностью, импонирующим тоном и с выражением лица, вконец смущавшим студентов: „мир существует, потому что он существует; и он существует так, как существует, ибо он так существует“. Действительно, с такой точки зрения кажется чистейшей блажью стремление изыскать к столь хорошо объясненному миру еще и другие объяснения в области какой-то вымышленной метафизики и присоединять к ним еще и мораль, которая, ввиду невозможности обосновать ее на физике, должна бы иметь свою единственную опору в указанных метафизических фикциях. На этом и основывается то заметное презрение, с которым физики посматривают на метафизику. — Односторонность такого чисто-объективного философствования, несмотря на все его самодовольство, не замедлит однако раньше или позже, в разных формах и по разным причинам, обнаружиться, равно как и необходимость изменить его, т. е. сделать когда-либо предметом исследования познающий субъект с присущей ему способностью познания, в которой единственно все эти вышеописанные миры прежде всего и существуют. Так, уже в выражении христианских мистиков, — которые назвали человеческий интеллект светочем природы и объявили его некомпетентным в высшей инстанции, — кроется убеждение в условном только и относительном, а не безусловном значении всякого интеллектуального знания, — в противоположность современным нашим рационалистам, которые именно в силу этого презирают глубокие мистерии христианства, как физики — метафизику, и например, считают за суеверие догмат о первородном грехе, так как их хозяйскому пелагианскому рассудку повезло додуматься до того, что один человек не может де быть повинен в грехе, свершенном другим за шесть тысяч лет до него. Ибо каждый рационалист с легким сердцем идет себе за своим светочем природы и потому на самом деле всерьез воображает, что 40 или 50 лет назад, — прежде чем зародил его папа в ночном колпаке и счастливо произвела на свет мама-гусыня, — он был чистейшим и абсолютным ничто, а затем так-таки из ничего и возник. Ибо только таким образом он и может быть избавлен от всякого греха. Грешник и грешник первородный!
Итак, спекуляция, следующая объективному познанию, рано или поздно, различными путями, преимущественно же неизбежным путем философии, приходит к сознанию, что дело обстоит неладно, — именно, она начинает прозревать, что вся эта с объективной стороны полученная мудрость приобретена в кредит человеческого интеллекта, который однако должен же иметь свои собственные формы, функции и способы представления, и, следовательно, всецело им обусловлена; из
