удовлетворить психологической правде, как она созерцательно и непосредственно была им воспринята, не горюя о том, что мало кто поймет и оценит это надлежащим образом, и не предчувствуя, что со временем пошлые и плоские ремесленники в Германии будут широковещательно распространяться о том, будто он писал свои пьесы для иллюстрации моральных общих мест. Я разумею здесь характер графа Нортумберлэнда, который проходит пред нами в трех трагедиях, не будучи собственно действующим лицом, но появляясь лишь в немногих сценах, распределенных на 15 актов; поэтому кто читает Шекспира не с полным вниманием, легко может потерять из виду выведенный с такими широкими промежутками характер и его моральную тождественность, — как ни ясен и неизменен был он перед взором поэта. Он заставляет этого графа появляться всякий раз с благородным рыцарским достоинством, выражаться языком, сообразным его званию, иногда же влагает ему в уста прекрасные и даже возвышенные речи; вообще, он весьма далек от того, чтобы поступать как Шиллер, который охотно рисовал черта черным, причем его моральное одобрение или неодобрение своих же персонажей проглядывает в их собственных словах. У Шекспира же, как и у Гете, всякий в то время, как он действует и говорит, совершенно прав, хотя бы это был сам дьявол. С этой точки зрения стоит сравнить герцога Альбу у Гете и у Шиллера. — В первый раз мы знакомимся с графом Нортумберлэндом в Ричарде II, где он первый затевает заговор против короля в пользу Болингброка, ставшего впоследствии Генрихом IV, которому (акт 2, сц. 3) льстит в глаза. В следующем акте он подвергается выговору за то, что, говоря о короле, назвал его просто Ричардом, и оправдывается тем что сделал это ради краткости. Вскоре после этого лукавая речь его, побуждает короля к капитуляции. В следующем действии во время акта отречения от престола он обращается с королем с такою жестокостью и дерзостью, что несчастный, удрученный монарх все же теряет терпение и восклицает: „Дьявол! Ты мучишь меня прежде, чем я попал в ад“. В конце он докладывает новому королю, что отрубленные головы приверженцев бывшего короля отправлены им в Лондон. В следующей трагедии, „Генрих IV“, он точно также затевает заговор против нового короля. В четвертом акте мы видим, что мятежники соединились и, приготовляясь на следующий день к решительной битве, с нетерпением поджидают лишь его отряда. Наконец, приходит от него письмо: сам он болен, другому своего отряда доверить не может, но они должны мужественно продолжать свое дело и храбро идти на врагов. Они исполняют это: но, значительно ослабленные отсутствием его отряда, терпят полное поражение,
