Правильнее всего смотреть на жизнь как на некое desenganño, разоблачение ошибки: все к этому с достаточной очевидностью сводится.
Наша жизнь имеет микроскопический характер: она — неделимая точка, которую мы растягиваем посредством двух сильных линз, времени и пространства, и видим поэтому в значительно увеличенном размере.
Время, это — приспособление в нашем мозгу, для того чтобы посредством длительности дать видимость реальности совершенно ничтожному существованию вещей и нас самих.
Как глупо раскаиваться и сожалеть о том, что в прошлом было пропущено без внимания какое-нибудь представлявшееся счастье или наслаждение! Что осталось бы теперь от этого? Сухая мумия воспоминания. То же самое происходит со всем, чем мы действительно обладали. Поэтому самая форма времени является средством, как бы рассчитанным на то, чтобы показать нам ничтожность всех земных наслаждений.
Существование, и наше и всех животных, не представляет собою чего-либо прочного и устойчивого, или хотя бы временно неизменного; оно только existentia fluxa, существование, образуемое лишь постоянною сменою, и может быть уподоблено водовороту. Ибо, хотя форма тела и сохраняет в течение некоторого времени до известной степени неизменность, но только при условии непрестанной смены материи, причем материя прежняя уходит, а новая вводится. В соответствии с этим, главным занятием всех существ является добывание материи, приноровленной для этого притока. Вместе с этим они сознают, что подобное существование их возможно поддерживать таким образом в течение лишь некоторого времени; поэтому они стараются по своей кончине перенести его на другое существо, которое займет их место. Это стремление проявляется в их сознании в виде полового инстинкта, а в сознании других вещей, т. е. в объективном созерцании, представляется в виде половых органов. Инстинкт этот можно сравнить с ниткою жемчужного ожерелья, причем быстро чередующиеся индивидуумы соответствовали бы жемчужинам. Если ускорить в воображении это чередование и видеть во всем ряду, как и в отдельных жемчужинах, сохраняющейся только форму, материю же непрестанно сменяющейся, то можно убедиться в том, что нам дано в удел лишь какое-то quasi-существование. Это же воззрение лежит в основании Платоновского учения о единосуществующих идеях и о грезоподобной природе соответствующих им вещей.
Что мы, в противоположность вещам в себе, — только явления,
