зить образно так: воля — это струна, препятствия и преграды — ее вибрация, познание — резонансовая дека, а страдание — тон.
Поэтому не только неорганические тела, но и растения неспособны ощущать боли, сколько бы воля в них ни встречала себе препятствий. Напротив, всякое животное, даже инфузория претерпевает страдание, потому что познание, как бы оно ни было несовершенно, является отличительным характером животного царства. С возрастанием познания, по скале животности, возрастает в соответствии с ним и страдание. У низших животных оно еще крайне ничтожно; от этого происходит, например, что насекомые, волочащие за собою оторванную, лишь на кишках держащуюся заднюю часть туловища, могут еще пожирать пищу. Но даже и у высших животных, вследствие отсутствия понятий и мышления, страдание далеко еще уступает человеческому. Но так и следует, чтобы способность к страданию лишь тогда достигала своего наивысшего пункта, когда посредством разума и разумной осмысленности становится возможным отрицание воли. Ибо без последнего она была бы бесцельной жестокостью.
В ранней юности мы сидим пред своим будущим житейским поприщем, как дети пред театральным занавесом, в радостном и напряженном ожидании того, что̀ должно произойти на сцене. Счастье, что мы не знаем того, что действительно случится! Кто знает это, тому дети должны казаться порою чем-то совершенно вроде невинных преступников, которые хотя и осуждены не на смерть, а на жизнь, но еще не посвящены в ожидающий их приговор. — Тем не менее, каждый человек желает себе глубокой старости, т. е. того состояния, в котором говорится: „Сегодня скверно, а с каждым днем будет еще хуже, — пока не придет самое скверное“.
Если представить себе, насколько это приблизительно возможно, сумму нужды, страдания и всякого рода горя, которую освещает солнце в своем течении, то придется допустить, что было бы гораздо лучше, если бы оно, подобно тому, как на луне, было не в состоянии и на земле вызывать феномен жизни, и если бы и здесь, как там, поверхность находилась еще в кристаллическом состоянии.
Нашу жизнь можно также рассматривать, как эпизод, бесполезно нарушающий душевный покой абсолютного ничто. Во всяком случае, даже и тот, кому сносно жилось в жизни, чем дальше живет, тем более убеждается в том, что жизнь в целом не более, как а disappointment, nay, a cheat, или, говоря на родном
